Алексей Дягилев - Противотанкист

Нам повезло, причём целых два раза. Сначала «горячие немецкие парни» решили попробовать сбить батальон с высоты, ударив в лоб уже штурмовыми пехотными подразделениями (а не сборной солянкой из тыловиков), а когда это у них не вышло, то обойти защитников высоты по лесу. Но нарвавшись на кинжальный огонь четырёх наших эмгачей, поддержанных миномётом и стрельбой из карабинов и автоматов, бросили это грязное дело. Тем более можно было, приняв на пару километров вправо, спокойно, без лишних потерь отойти на юго-запад или на запад, вдоль берега реки. А потом мимо высоты пошли конники из 53-й кавалерийской, прорвавшись к нам с востока. Один полк ударил вдоль шоссе на север, а два других на северо-запад, окружая противника и отсекая ему все пути отхода. Так что если большая часть 26-й пехотной дивизии, успела выскочить из намечающегося котла, то вот 6-й пехотной не повезло, и её всё-таки окружили в лесах и болотах, прижав к берегу реки Ельша, в треугольнике: село Крутой Ручей, деревня Дёгти, и деревня Толкачи.

Про окружение я узнал гораздо позже, а пока, отбив атаку противника, готовимся к очередному натиску, которого так и не дождались. Зато дождались «ходоков» из батальона, а потом и «ездюков» из кавполка. Что те, что другие, оказались нашими знакомыми. И если первые были из той самой части, которая пробивала нам дорожку в немецкий тыл, то вторыми были капитан Задорожный с компанией кавалеристов из своего эскадрона. Я не оговорился, просто человек подрос в звании, и вместо трёх квадратиков, в его петлицах стало по одной шпале. С капитаном мне всё же удалось перекинуться парой фраз, но уже после того, как все заинтересованные стороны договорились о взаимодействии.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться? — подхожу я к нему, когда он собирался вскочить на своего коня.

— Обращайтесь, товарищ… Сержант? Доможиров!? Артиллерист!

— Здрав будь, Задорожный. — Не изменяя традиции, негромко приветствую его я.

— И тебе не хворать, — сжимает он мою ладонь. — Ранен?

— Да. Поломали меня. А вы в какую сторону направляетесь? А то километрах в двух на запад отсюда, немцы отступают неслабой такой толпой.

— У меня приказ. Разведать дорогу на посёлок Полосы и перекрыть противнику пути отхода.

— Ну, разведать то вы разведаете, а вот насчёт перекрыть одним эскадроном, пупок развяжется. Да и уже до вас всё разведано. Мы тут с утра воюем.

— Тогда показывай что тут и где, а то пехота дальше своего бугра ничего не знает. — Достаёт Задорожный свою карту.

— Вот смотри. Если вы пойдёте даже вдоль дороги на северо-запад, то по любому нарвётесь либо на засаду, либо на заслон немцев, потому что хорошо получив по рогам, они скорее всего ждут нашего наступления с этой стороны. Тем более здесь расположены узости между болотами. А вот если вы ударите на запад, то застанете гансов прямо на марше, со спущенными штанами. Так как никаких узких мест тут нет, а чтобы перекрыть пять километров дороги, это надо минимум полк посадить в оборону. А кто тогда отступать будет?

— Ну и мне ведь не обязательно бить в одно место, — развивает мою мысль капитан, — достаточно обстрелять противника из пулемётов и карабинов, а потом отскочить и ударить в другом. А так как сейчас ночь, да и усилили меня… — Начинает размышлять вслух комэск.

— Спасибо! Сержант. — Жмёт он мне руку и, вскочив в седло, с места в карьер мчится к своим.

Минут через пять меня находит мой взводный.

— Николай, я договорился с пехотой, скоро они отправляют в тыл своих раненых, ну и всех наших возьмут. Так что давай, организуй погрузку и езжай с ними, ты же тоже ранен, заодно и присмотришь.

— Из нашего взвода там кто-нибудь есть?

— Нет, только разведчики.

— Так вот, пусть разведка и смотрит. — Артачусь я. — А у нас и тут дел за гланды.

— Какие это у тебя тут дела? — Переходит на повышенный тон лейтенант.

— Не у меня. Тебя как командира взвода это касается в первую очередь. А во-вторых, нельзя оставлять наших не погребёнными, а тем более пропавшими без вести.

— И кто это у нас пропал?

— Фёдор Изотов и Максим Латышев.

— Так они же погибли.

— А ты их мёртвыми видел? А может у тебя свидетели есть?

— Так дом же где они засели, сгорел.

— А откуда ты знаешь, что они в доме были?

— Ладно. — Сдаётся после приведённых мной аргументов, Ванька. — Что ты предлагаешь?

— Надо пройти по местам наших боёв и похоронить павших. А то говорят, что война не может считаться законченной, пока не будет захоронен, последний, погибший на ней солдат. Нам нужно закончить этот бой Ваня, а то люди нас не поймут.

Старший сержант Филатов нашу идею одобрил, тем более он сам хотел предложить что-то подобное. Поэтому укладываем всех наших раненых на подводы и отправляем в тыл вместе с трёхсотыми пехотинцев, а сами готовимся к рейду. Сначала сработала моя домашняя заготовка, и в нужную нам сторону двинулся эскадрон кавалеристов, поэтому переговорив с капитаном Задорожным и отдав излишки трофейных боеприпасов и миномёт, идём следом. Видимо командование полка прислушалось к доводам комэска и отправило на запад один усиленный эскадрон, остальные же подразделения кавполка наступали вдоль дороги на северо-запад, правда, рассредоточившись на широком фронте. Но и это тоже было нам на руку, так как потом мы выдвигались на север, к месту последнего боя Феди.

После отправки в тыл всех небоеспособных, в строю осталось всего двадцать человек, ну и обоз, состоящий из одной пароконной повозки. Первая наша остановка в роще у хутора, где мы грузим умерших от ран красноармейцев. Ночь лунная, на небе ни облачка, так что всё видно довольно хорошо, да и слышно неплохо. Следующая остановка на краю лощины где и нашли меня, поэтому, пока искали и укладывали на повозку тело Гриши танкиста, я прошёлся по камышам, пытаясь «вспомнить всё». Но почему-то ничего не вспоминалось, в мозгу, как кадры при ускоренной съёмке, мелькали какие-то не связанные друг с другом картинки, зато чисто случайно, я нашёл свой трофейный «Вальтер П-38», который мне подарил Серёга Филатов. Пистолет был разряжен, точнее в магазине не было патронов, но из ствола несло сгоревшим порохом, так что из него кто-то недавно стрелял, а раз пистолет мой, то и стрелял естественно я. Но и этого я тоже не помнил.

В лощине мы зависли надолго, впереди и правее нас шёл бой. Как я и предполагал, немцы выставили заслоны, и проскочить по дороге у наших конников сразу не вышло, так что атака вступила в затяжную фазу. Чтобы зря не терять время, бойцы роют могилу, а я продолжаю нарезать круги, осматривая «место происшествия» и подсвечивая себе фонариком, то там, то тут, натыкаясь на трупы врага. От оружия и боеприпасов их кто-то избавил, а вот в одной из тушек, я нахожу штык от СВТ, который с трудом вытаскиваю из окоченевшего тела, и наконец-то отдельные пазлы в моей голове формируются в картинку, от которой я просто ухи поел. Десяток мёртвых трупов, валяющихся на небольшом пятачке, это просто какой-то сюр. Хорошо, допустим, двоих я срезал из автомата, ещё пару мог подстрелить Гриша. Пулемётчика, а может и кого-то ещё, я накрыл гранатой, но остаётся где-то четверо или пятеро, с которыми я схлестнулся в рукопашке. Ну, не совсем, конечно, в рукопашной, всё-таки я стрелял из двух пистолетов, — но вот как мой штык-нож оказался в брюхе самого здорового фрица? Вот этого я так и не смог вспомнить.