Семён Афанасьев - Доктор-3 (СИ)

Не буду говорить, что такой предмет у меня был. Правда, не здесь и не сейчас. И мыслительные процессы, включая память, гораздо лучше тренируются с профильными специалистами, чем с филологами.

— Я не против социальной ответственности, — продолжаю. — Я против того, чтоб меня обманывали, считая идиотом. НЕ способным заметить подмену понятий.

— А какая тебе разница, под каким лозунгом воевать, тьфу три раза? Если в армии?, — смеётся Котлинский.

— Разница есть. Если я понимаю, что моей стране нужна защита, меня не нужно будет никуда загонять насильно: я там окажусь сам и добровольно. НО, — поднимаю вверх палец, — когда меня туда загоняют не добровольно, это ещё ладно. Надобности бывают всякие, и не все видны с моей колокольни… Но если мне при этом врут, оперируя понятием «долга», в который я никогда не влезал… знаете, это не уважение. Если мне не говорят правды, но при этом лишают выбора, служить или нет, это неуважение. Ко мне лично. Мне кажется, посылая кого-то на возможную смерть, не нужно лукавить даже в мелочах. Вот с этим я уже смириться не готов.

— Не знаю, к чему, но вспомнилось. — После паузы говорит Бахтин. — Я ж в пянджском отряде служил. У нас дэшэбэ был в отряде, а дэшээмгэ — на той стороне. Ну, типа передвижной заставы, долго объяснять… Так вот я что-то ни на той стороне, ни вообще в погранвойсках ни одного сына первого секретаря не видел. У меня друг был, по спорту, он вообще в семьсот восемьдесят третьем, кундузском. Раньше меня. Вот и он что-то обкомовских детей там не встречал…

— Не ожидал, что не один так думаю, — говорю после паузы. — Вообще, социальные рефлексы быть должны. Но, наверное, их тоже надо как-то разделять. Здоровый социальный рефлекс складывается из суммы долгов: гражданина — обществу. И — обратно. Если система перекошена — это не здоровый рефлекс.

— Мечтатель, — смеётся Котлинский.

— Этот мир строил не я, — в который раз пожимаю плечами. — Только пытаюсь в него войти. Чтоб вам сейчас не было смешно, должны быть абсолютно симметричные механизмы коррекции. Пример: мы разве выбираем Акима города? Акима области? Нет. Его назначают сверху, если совсем точно, то президент. И так везде. У нас нет симметрии в отношениях. А в жизни, как и в бизнесе, если игра идет в одни ворота, вторая сторона будет ситуацию исправлять. Как минимум, до паритета. Но, слегка посмотрев жизнь, скажу: будет не исправление до паритета. А маятник. Что самоубийство для общества. Не скажу, что лично что-то уже придумал; но по мне, если у тебя перед дверью куча мусора, и она тебе мешает, её надо убирать. А не сетовать на кретинов, которые тебе в наследство её оставили…

Бахтин с Котлинским дружно смеются в этом месте, и даже Марина присоединяется к ним.

— Это мы от умиления, — выдавливает в мою сторону Котлинский. — Но тему лучше давай сменим…

Спрашиваю разрешения Бахтина, затем отправляю Лене дислокацию. И буквально через десять минут она присоединяется к нам, тихонечко постучав во входную дверь ногтями.

— Спасибо, что не стали звонить!, — слышу, как в прихожей её благодарит Марина.

— … я вообще атеистка, как все, наверное, врачи, — Лена с благодарностью принимает чай от Марины. — Как по мне, в человеке есть всего лишь две базовые безусловные программы.

— Чьи?, — удивляется Котлинский.

— Конструктора, — спокойно отвечает Лена. — Того, кто нас конструировал. Людей. Первая: передать наследственную информацию дальше. Это мы делаем через гены, размножаясь. Вторая: постоянно работать над собой, улучшая лично себя, до самой смерти.

— И как эта теория учитывает необратимые возрастные изменения?, — скептически улыбается Котлинский.

— Как минимум, есть такой орган — мозг, улучшать показатели которого реально до самой смерти, — спокойно отвечает ему Лена.

Дальше Котлинский и Лена дискутируют на околомедицинские темы, понятные только им двоим, и спохватываются только тогда, когда я толкаю Лену ногой под столом, указывая взглядом на дверь. Общаться нам всё равно где, а семье Бахтина нужен отдых.

Лена с Котлинским перебрасываются ещё парой слов, и мы перемещаемся на улицу.

— Саня, ты бы мог завтра перед школой заскочить в КЛИНИКУ?, — спрашивает Котлинский от своей машины.

— Только если очень рано, часов в восемь.

— Я завтра на дежурство, — машет у меня рукой перед носом Лена. — Какие восемь? Ты завтра в семь встаёшь мне с собой перекус готовить. — Дальше она поворачивается к Котлинскому, — могу его к вам в семь сорок пять закинуть. А от вас в лицей он сам добежит, бегает шикарно…

— Ага, и сидеть потом там вспотевшим несколько часов, душа-то в школе нет, чай не спорткомплекс, — бормочу себе под нос, но меня никто не слушает.

— Не знаю, как для кого, а я дня три из шести в семь тридцать уже в кабинете, — отвечает Котлинский. — Семь сорок пять нормально.

— Меня никто не спрашивает, — продолжаю бормотать вслух. — Игорь Витальевич, а что за вопрос-то? Может, сейчас лучше?

— Сейчас лучше только для тебя, чтоб утром не напрягаться, ааа-га-га-га-га, — отвечает Котлинский. — И не вставать раньше. А у меня сейчас голова не варит для мозгового штурма. А тут именно подумать надо. Вместе, на свежую голову.

— Понял, — подталкиваемый Леной, сажусь в машину.

— Я об этой твоей санации поговорить хотел, — сообщает Котлинский утром в клинике, куда меня ни свет ни заря привозит Лена. — Сегодня утром заезжал к Бахтину, глянул девочку. И воспаление тьфу-тьфу, и температура норма. Можешь объяснить, что ты сделал?

— Да я Стеклову раньше объяснял, мы с ним так и познакомились, когда у меня дед к нему с отёком лёгких загремел. Вижу и могу легко справиться с любой микробиологией во всех тканях, касающихся дыхания: лёгкие, бронхи, так далее. Все микроорганизмы очень чувствительны к частоте. На определённых частотах, гибнут со скоростью звука. Как, не знаю; вижу только, что прекращают быть живыми. А видны, если лично мне, очень хорошо: контраст частот сильный.

— Стеклов мне почему-то ничего не говорил, — задумчиво говорит Котлинский. — Я вчера не стал пороть горячку, хотел до утра остыть, сегодня тебя спросить. Может, нам патронаж расширить и на первые несколько месяцев после родов?

— Вот тут я вам точно не советчик, — удивлённо раскрываю глаза. — Тема наверняка гораздо более обширная, чем я вижу со своей колокольни. Что сама беременность: где я и где оно. Что уход за новорожденными. Могу только с инфекциями бороться. И то… Пока на практике только с дыханием результат был. Как оно будет с желудком и кишечником — понятия не имею.

— Там как раз проблем меньше по статистике, — автоматически отвечает Котлинский, явно думая о чём-то своём. — По-хорошему, если мы со всеми инфекционными проблемами носоглотки и лёгких таким образом можем справиться, это явно надо делать доступным. Широким массам. И я сейчас не о деньгах. Ты не представляешь, насколько это проблема в масштабах именно города.