Евгений Шалашов - Декабристы-победители [litres]

– Ну что, братец, понимаешь теперь, что настоящий бой это не только саблей махать? – доброжелательно спросил капитан. Отведя жало клинка от горла противника, одобрительно кивнул: – А вообще – молодец. Возьми оружие и встань в строй!

Красномордый «козак» обалдело потряс башкой и, не пытаясь больше воевать с офицером, подобрал саблю. Строй (ну, нечто похожее на строй) замер от удивления – похоже, этот мужик считался хорошим бойцом. Еланин уже решил, что театр окончен, но из второго ряда выскочил молодой парень. Сбрасывая с себя полушубок, парубок задорно выкрикнул:

– А что, благородиё, на кулачках не слабо?

Капитан подошел к хлопцу. Строго посмотрев ему в глаза, сказал:

– Командира следует звать – Ваше Благородие. Понял? На первый раз прощаю, а второй – не спущу! И без его разрешения из строя выходить нельзя. А уж биться на кулачках – и подавно.

Договорив, Павел треснул выскочку эфесом. Не сильно (в четверть силы) и не в висок, а в лоб, где кость толстая. Парубок рухнул на руки друзей, а «войско» начало шуметь.

И тогда капитан, беря инициативу в свои руки (ох, как давно хотелось это сделать) рявкнул-таки командирским голосом:

– Молчать! Смирно стоять! Мы – отряд регулярной армии, а не бандиты. Раз вы пришли к нам, то это значит, что вы хотите свободы. А путь к свободе лежит через сражения. Что бы сражаться и побеждать – нужна железная дисциплина. Вы кичитесь тем, что деды ваши были запорожцами! А разве запорожцы не блюли дисциплину? В походе и в бою каждый слушал атамана, как Господа Бога! Так? А ну, кто скажет, что не так?

– Так мы ж не солдаты, – робко произнес кто-то.

то.

– Что?! Молчать! Вам тут не вольница запорожская, а регулярная армия. Значит, дисциплина будет еще крепче. Иначе нас разобьют. Я назначен быть вашим командиром и мне плевать – нравлюсь я вам или нет. Моя задача – научить вас воевать. Кто не желает – может уходить. Я жду.

Строй не шелохнулся. Мужики стояли, потупив глаза.

– Прекрасно, – продолжал командир. – Даю вам срок до ночи. Но если кто-то уйдет утром, то будет считаться дезертиром. А если еще раз кто-то попробует меня проверять на сабли, на кулачки – то я того просто пристрелю! Ясно?

Народ забурчал: «Ясно-понятно».

– Не ясно-понятно, а «Так точно, Ваше Благородие», – рявкнул Еланин. – Я из вас таких солдат сделаю, что чертям тошно станет!

С первого раза получилось плохо. С второго-третьего – лучше. «Кажется, что-то, получается», – удовлетворенно подумал Павел. Но он также понимал, что для этой вольницы, воспринявшей от Запорожской Сечи только смысл, но не дух вольности, одного крика и строгости недостаточно. Значит, нужно не только жать и давить, но и располагать к себе. Чем тут расположишь? Только умением.

– Теперь о кулачках, – обратился он к войску. – Кто там меня хочет проверить? Желающие? Выйти из строя.

Из строя выскочил парубок, получивший в лоб. Яростно зыркая глазами из-под накатившейся дули, парень сбросил на снег кургузый полушубок и принялся неистово уминать снег. Причем не только ногами, но и задницей. Движения паренька указывали на рисунок будущего рукопашного боя. Что-то это Павлу напомнило…

«Ну, точно. Это же боевой гопак. Не зря, стало быть, Ильич гонял нас до седьмого пота!» – удовлетворенно подумал капитан.

Вахмистр Филимонов, – бывший суворовский солдат, преподававший юнкерам искусство рукопашного боя, был легендой училища. Сколько юнкеров, затиравших синяки медными пятаками и залечивающих ушибы бодягой на постном масле, кляли вахмистра за «неблагородную» драку, когда пяткой бьют в челюсть, а кулаком, с разворота, в пах… Зато сколько матерых офицеров приезжало потом в училище с «владимиром», а то и с «георгием» на груди, благодарили вахмистра за умения, помогавшие выстоять в бою с французами, турками или чеченами. Говорят, в подвале дома, где была казенная квартира Филимонова (для вахмистра, которому положено жить в казармах, была выхлопотана особая льгота одним из учеников, ставшим генералом) скопилась огромная коллекции хороших вин, подаренных ему бывшими юнкерами, прошедших войну 1812 года, бравших Париж и воевавших на Кавказе или в Персии.

Подождав, пока парень утрамбует снег (а заодно и разогреется), капитан сбросил с себя шинель с перевязью и встал напротив парубка. Тот, недолго думая, заехал кулаком в физиономию офицера (вернее, ему показалось, что заехал), подпрыгнул, присел на согнутые ноги и красиво выбросил левую ногу в корпус.

Терять время, как с тем рубакой, Еланин не стал, а просто ушел от удара кулаком, сделал подсечку правой ногой, а каблуком левой впечатал парню в болевую точку. Будь это в бою, удар был бы нанесен в другое, более чувствительное, место, а добивающий – в голову. Конечно, не очень благородно, но война – не дуэль. Как впрочем, и поединок с этим парнем – не война с врагом. Отлежится!

Народ замер в восхищении. Хоть и бандиты, а ценить настоящее боевое искусство умеют. Новый командир уже дважды показал то, на что он годен.

Павел Николаевич неспешно поднял шинель. Обстоятельно застегнулся, затянул ремни и портупею, придавая своему облику вид в соответствии с решпектом «О правилах ношения шинелей и оружия в зимнее время для господ офицеров» и обратился к войску:

– Итак, господа казаки. Для окончательного знакомства сообщаю – меня зовут Павел Николаевич Еланин, капитан. В недавнем прошлом – командир роты Вятского пехотного полка. Требую обращаться ко мне либо по званию – господин капитан, либо – Ваше Благородие. Атаман Гречуха – назначаю вас своим товарищем. Завтра после третьих петухов приказываю вам построить людей здесь же. Тут будет наш плац, тут будем учиться воевать. Так учиться, чтобы вы и россыпной строй знали, и стрельбу плутонгом. И то, как и куда целиться. Я не хочу, чтобы мои бойцы стали мишенями для стрелков или чучелами для кавалерии. Сегодня, так и быть, разрешаю допить всё то, что осталось. («У-у!» – радостно загудел народ.) Подчёркиваю – только то, что осталось! Завтра с самого утра проведу строевой смотр. Все должны стоять в строю твердо, как положено солдатам регулярной армии. Увижу пьяного – пристрелю. Всем разойтись, заместитель – ко мне.

Когда к Еланину подошел недовольный, но вполне укрощенный атаман, капитан отдал новое приказание:

– Гречуха, с сего часа и отныне – вы моя правая рука. Или левая, – соизволил улыбнуться командир. – Сделаете следующее: пересчитаете весь народ. Найти грамотного человека, есть такие?

– Должон быть, – пожал плечами атаман.

– Найдешь грамотного, – продолжил командир, переходя на «ты», – всех перепишешь. Как зовут, сколько лет, откуда родом. Перепишешь, у кого какое оружие, сколько. Потом сообразим, чего недостает и что требуется. Далее – всех разбить на десятки и сотни. Десятников назначишь сам, сотников сначала покажешь мне. И еще – маркитантку гнать в шею. Еще только шалав в расположении части мне не хватало! Рожу не криви, атаман. Увижу эту твою Мотрю – с тебя спрошу!