Евгений Шалашов - Декабристы-победители [litres]

– Разумеется, брат, я прикажу включить в этот список и вас, – с доброжелательной улыбкой ответил Михаил Павлович. Кивнув Пестелю, приказал: – Распорядитесь, Владимир Иванович.

– Благодарю, – ответствовал Константин слегка насмешливо и несколько снисходительно, пряча под снисходительностью растерянность. Все-таки брат Мишель ушел от ответа на второй вопрос, о доверии. Впрочем, Великий князь не обиделся. Окажись он сам в такой же ситуации, он еще трижды бы подумал – а следует ли доверять брату?

Когда за Великим князем закрылась дверь, император вызвал своего адъютанта:

– Срочно поезжайте за генералом Паскевичем. Скажите, что я немедленно хочу его видеть.

Когда-то братья Николай и Михаил служили под началом генерала Паскевича. И даже после получения звания генерал-фельдцеймейстеров продолжали называть Ивана Федоровича «отцом-командиром».

Паскевич приехал в Москву вслед за императором. И сразу же дал присягу на верность. К слову, генерал был одним из немногих, кому при встрече с Михаилом Павловичем разрешалось оставлять оружие при себе.

Когда Паскевич прибыл, император успел обдумать предстоящий разговор.

– Простите, Иван Федорович, что оторвал вас от дел, – почтительно начал разговор Михаил.

– Полноте, Ваше Величество, – пожал плечами генерал. – Какие дела, если я нужен императору?

– Да, господин генерал-лейтенант, – перешел Михаил Павлович на официальный тон. – Дела у нас с вами только государственные. Вам необходимо срочно ехать в Малороссию и принять под свое начало войска, выведенные моим братом из Польши.

– Русские войска выведены из Польши? Как?

Михаил Павлович вкратце передал свой разговор с братом, изрядно озадачив и расстроив генерала. Паскевич, видимо, тоже вспомнил свой давний разговор с Остерманом.

– Остерман тогда говорил – через десять лет придется брать Варшаву, – позволил себе улыбнуться генерал. – Что же, граф ошибся ненамного. Но, Ваше Величество – как же Великий князь?

– Великий князь останется Великим князем, – пожал Михаил плечами. – Титулов, званий у него отбирать не станем. Но командовать действующей армией он не будет… И вообще, не будет ли правильнее, нежели вы поедете вместе? Чтобы Константин сдал дела, представил вас офицерам. Или этого не нужно?

– Пожалуй, нет, – решительно отказался Паскевич. – Большинство офицеров корпуса мне известны, а Константин достаточно популярен в войсках…

– Боитесь мятежа?

– Боюсь, – просто ответил генерал. – Возможно, это и излишне. Но после развала двух главных армий лучше перестраховаться.

– Вы правы, генерал. Что же, я найду Константину Павловичу подходящую должность. Он уже имеет большой опыт по начальствованию над резервными силами. Пусть станет главнокомандующим всего резерва императорских войск. Ну и соответственно, пусть сам и изыскивает этот резерв. Там, по крайней мере, сложно что-то напортить.

Генерал Паскевич слишком уважал Императорскую Семью, чтобы позволить себе улыбнуться. Но мысленно тем не менее позволил себе усмешку. Задвинуть Великого князя на повышение – это все же несколько смешно.

– Прикажете выступать на Польшу? – деловито поинтересовался генерал-лейтенант. – Только, государь, силами одного корпуса и кавалерийской дивизии мне не справиться. Нужно еще как минимум две пехотные и две дивизии кавалерии.

Иван Федорович, видимо, уже продумывал ход польской кампании. Но у императора были свои соображения на этот счет:

– Увы, господин генерал, но с Польшей мы пока воевать не будем. Нечем. Более того, вы должны привести корпус сюда, в Москву. Я дам распоряжение генерал-губернатору, чтобы подготовили помещения и провиант. Пока мы не покончим с мятежниками – возвращать Царство Польское нельзя. У нас не так много сил.

– В таком случае, государь, позвольте предложить направить корпус не в Москву, а в Тулу, – обратился генерал с советом. И, развивая свою мысль, продолжил: – Тула это оружейные заводы. После того, как мятежники захватили Сестрорецк, это наш главнейший арсенал. Там сейчас только штаб драгунского полка и гарнизон в составе одного баталиона пехоты. Меня беспокоит, что получится, как с Могилевым, взятым без боя.

Император кивнул, соглашаясь, потом спросил:

– Иван Федорович—, мне нужен совет. Что делать с войсками, оставленными моим братом в Польше? Можно ли их вывести в Россию?

– Слишком уж странная обстановка, – неопределенно отозвался генерал.

– Говорите прямо, – пристально посмотрел император на «отца-командира».

Паскевич пожал плечами – прямо так прямо, извольте:

– Великий князь Константин, оставив корпус, показавшийся ненадежным, подарил полякам пятьдесят тысяч штыков и сабель. Не исключено, что офицеры и нижние чины уже перешли на сторону польских мятежников, – с расстановкой выговорил генерал, а потом широко перекрестился: – Ваше Величество, я сделаю все, что могу. Но не хочу врать… Разрешите отправляться?

Император, посмотрев на своего нового главнокомандующего, поинтересовался:

– Вас еще что-то тревожит, Иван Федорович?

– Только одно. Насколько вы доверяете командиру кавалерии Давыдову?

– Что вас смущает, Иван Федорович? Генерал-майор Давыдов – прекрасный командир. Опыта у него достаточно. В списках заговорщиков не значился. Или, – прищурился император, – вас смущает, что он поэт?

– Меня смущает, что он вольнодумец, – поморщился генерал Паскевич. – Мне доносили, что стишки Давыдова читались на всех попойках мятежников. А тут – командующий всей кавалерией, генерал-лейтенант…

– Ну и что? Подумаешь, мятежники стихи читали, – еще шире улыбнулся император. – Как там в вирше-то ноги ответили голове? «И можем иногда, споткнувшись, – как же быть, – твое величество об камень расшибить». Вы знаете, а он был прав. Нельзя голове забывать о ногах. Полноте, генерал, – махнул рукой царь. – То, что Давыдов очень популярен у мятежников – так это хорошо. Пусть смотрят, что вчерашние вольнодумцы остались верны государю.

Апрель 1826 года. – Санкт-Петербург

Трибунал, созданный членом Временного правительства, подполковником Батеньковым, трудился на совесть. Правда, никого не вешали и не гильотинировали, а лишь арестовывали. По спискам, составленным подполковником, в первую очередь задержали тех, кто смалодушничал во время Декабрьской революции: капитана Якубовича и полковника Булатова.

Якубович, чья деятельная и кипучая натура не желала мириться с пребыванием в четырех стенах, заключение воспринял болезненно. «Кавказец» нервничал, оскорблял тюремщиков по-русски и по-французски. Охрана на языке родных осин еще и не то слыхала, а по-французски все равно не понимала. Заскучав, Александр Иванович стал исполнять романсы, в чем (несмотря на полное отсутствие слуха) преуспел. Особой популярностью пользовалось «кавказские» и жалостливые, каторжные. Благодаря вокальным опытам, капитану удалось подружиться со скучающими охранниками. Так как деньги ему были оставлены (не при старом режиме!), то новые друзья поставляли и водку. Напившись, Якубович кричал, что все равно убил бы царя, но только какая-то скотина опередила! Когда деньги кончились, поили в долг, а потом перестали.