Борис Нефёдов - В лето 6746 года от сотворения мира

— Жестко.

— Другим неповадно. Зато больше случаев таких не было. Еды хватает, она одинакова для всех. Значит, воровал просто из желания украсть. Это не воин. На него все равно в бою никакой надежи. Да и хабар обязательно бы стал воровать, за это свои все равно прибили бы. Зачем же на обучение такого тратиться?

— Побеги были?

— Только вначале. Два раза. Это кажется, что просторы вокруг, да тысячи дорог, а реально в лесах наших пройти можно только по отдельным местам. А в этих местах — сторожи. Их и взяли. Да кому я рассказываю.

— Выпорол?

— Нет, метод тот же. Ибрагимка. Очень действенный и безотказный. Представляешь, только людьми они себя почувствовали, одеты, обуты, при броне и оружии…А тут с тебя все содрали и обратно мордой в дерьмо, из которого тебя добрые люди вытащили. Свои же их сильно осудили. Представляешь, посчитали предателями! Мол семью нашу большую предали. Настаивали, чтобы я их повесил. Но я не стал грех на душу брать. А у Ибрагимки их как дураков последних встретили, среди рабов конкуренция к нам попасть, а эти сами от нас побежали. Но больше не бегут. Да и куда бежать? У большинства и дома-то никакого больше нет. А ели есть, кто они там? А здесь — уважаемые люди. А я слово каждому дал, через год сам всех отпускаю, с бумагами, одеждой, оружием и какими-никакими деньгами на первое время. Владеть оружием учу, грамоте учу, кормлю вон, как свободные не едят. Знаешь, что скажу? Вот придет время и распущу я их по домам, так они сами не разойдутся. А нам как раз в то время надо будет пустоту заполнять, замену искать тем, кто неизбежно сложит свои головы в боях с ворогом.

— Если так, то почему вторые побежали?

— Среди приобретенных холопов оказался земляк одного из тех, что у меня уже месяца два был, он с ним новостями скорбными и поделился. Когда напали на их селение, пока мужчины сражали, бабы в лес успели с детьми уйти. Одни в лесу они могли и не выжить. Вот они вдвоем на следующую ночь и ушли.

— Что же ты их Ибрагимке-то вернул. Ну, выпорол бы…

— Правила жизни моих людей должны быть одни для всех. Иначе завтра замучаешься разбираться в причинах того или иного проступка. Правда это… не скрою… шепнул я Ибрагомке, чтобы на Восток или солеварам их не отдавал.

— Кому продал?

— Из Киева купцы были, им.

— Ну так те точно крымцам их продадут.

— Не продадут. Сбежали они по дороге.

— Откуда знаешь?

— Так они сюда пришли, да на коленях стояли у ворот моего селища полдня.

— Что так долго?

— Так из-за меня…я решение долго принимал. Укрыть чужого раба…чревато. Так я до Владыки поехал, совета спрашивал. Оформили так, будто он мне этих рабов «на хранение» передал. Хозяев-то нет (да и появятся ли), где их искать — неизвестно.

— Ну, а потом что?

— Взял я их. Правда, они у меня месяц отхожие места чистили.

— Потешались над ними люди-то поди?

— Да были такие, попытались вначале…

— И что?

— Так, они же в меченосцы попали, ну, командир их и подошел…

— Это, Суздалец что ли?

— Да он.

— И что?

— Да дал… один раз…

— Представляю.

— В общем больше никто не смеялся. Приняли их обратно как своих. Только Ибрагимка все жалуется.

— А ему-то какое дело? Он свое получил.

— Да те, кого я ему вернул, рассказали своим соседям о том, как здесь холопы живут, чем занимаются, как тут кормят…Эти соседи — своим соседям…

— Ну?

— Так теперь мне там хоть не появляйся. Все хотят, чтобы я именно его (или ее) купил. А я как? Мне и жаль их, но всех их я выкупить не могу. Зато те, кого выкупал, теперь считают, что это и был самый счастливый случай в их жизни. Кто же из них после этого побежит? Хорошо хоть, что я сколько хотел холопов купить, столько к сегодняшнему дню уже и купил. А к Ибрагимке (и делу его) можно по-разному относиться, но мне он помог здорово. Не без корысти, конечно, но мне бы иначе своего войска не собрать.

— Ну так ведь трудно здесь холопам. Занятия вон идут до седьмого пота.

— Это если бы занятия эти шли из-под палки. А тут каждый понимает их важность именно для себя. А сейчас уже и первые результаты пошли, так, не поверишь, занимаются так, что спать их загонять приходится. На хозяйственные работы (где, казалось бы, передохнуть можно) — только по приказу. Ты на своих не оборачивайся, у них такого побудительного мотива нет.

— Ну-ну, может и дело говоришь. Я начинаю привыкать к тому, что ты все время прав оказываешься.

И немного спустя:

— Я смотрю, ты при создании своей рати не сохранял племенные связи своих людей. Это случайность или ты преследовал здесь какие-то цели? Мы обычно стараемся объединить людей по признаку родства или совместного проживания, так им легче в бою, сильнее надёжа на соседа.

— Нет, княже, мне это не подходит. Мое войско собрано с бору по сосенке. Оно состоит из представителей множества народов и племен, причем многие эти народы и племена часто были врагами в их прошлой жизни. Более того, мои люди часто относились к различным слоям населения, в том числе в рамках одного народа или племени. Здесь ты встретишь и бывших охотников, и бывших землепашцев, и бывших ремесленников, и бывших купцов, и… даже бывших вождей. Но теперь все они родились заново. Мне нет дела до того, кем они были в прошлом. Теперь у них новый род, новое племя, а точнее — новая очень большая семья. Все они — члены этой семьи и у них только одна специальность. Они — воины и больше никто. Каждый из них займет свое место в этой семье и это место не зависит от того, кем каждый из них был в прошлой жизни или кто у него родители. Они должны полюбить эту новую семью, стать ее частью, а для этого я должен разорвать их бывшие кровные и родственные отношения. Хотя, нужно признать, что землячество все еще остается. Но землячество людей из разных родов моего войска только скрепляет отношения между меченосцами и копейщиками, лучниками и конным отрядом. В ходе совместных занятий (поверь, достаточно тяжелых) они привыкают оказывать помощь друг другу, завязывать дружественные связи, основанные на общей доле и общей цели. Вот я поделил их на десятки и сотни. Так вот уже сейчас попробуй, тронь любого из десятка и десяток, не сговариваясь, выступит на его защиту. Задень десяток и поднимется сотня. Задень сотню и встанет вся рать. Теперь, повторюсь, десяток — их семья, сотня — их род, моя рать для каждого из них его племя.

— Ну с этим, помнится, мы уже сталкивались. Помнишь историю с разгромом харчевни? Впрочем, в последнее время с жалобами что-то не обращаются.

— Так, дожди закончились, каждый день тренировки до изнеможения, некогда дурью заниматься. Кроме того «выпускные экзамены» и довольно сложные, они уже прошли. Так вот, я хочу сказать, что в них рождается новый дух, объединяющий их и делающий их сильными.