Джон Ширли - BioShock: Восторг

Он хмыкнул про себя, отпил мартини и сделал еще одну запись:

– Мог ли я совершить ошибки? Никто не может построить город, если позволяет себе руководствоваться сомнениями. Но можно ли управлять им в абсолютной уверенности? Я знаю, что мои убеждения вознесли меня, и точно так же знаю, что вещи, которые я отверг, могли уничтожить меня, – на одном из зданий снаружи свет моргнул, но заработал вновь. Он вздохнул: – Но город… Он рушится у меня на… – Райан колебался, не в силах закончить мысль. Это было невыносимо. – Мог ли я стать настолько самоуверенным в собственной правоте, что перестал видеть истину? Но Атлас там, и его цель – уничтожить меня. Поддаться сомнениям – значит сдаться. Я не сдамся.

Письмо прибыло по пневмопочте, Райан услышал характерный звук. Он устало поднялся и достал его, после чего вернулся к креслу.

Сел с кряхтеньем и немного повозился с конвертом. Пальцы потеряли былую ловкость.

Он развернул письмо и узнал почерк Дианы МакКлинток:

« Дорогой Андрей: Андрей Раяновский, Эндрю Райан, мистер Райан; любовник, магнат, тиран – это всего лишь три из многих сторон твоей личности. В последнее время я видела только холодную сторону: сначала ты не пришел на празднование Нового года, и я оказалась лицом к лицу со сплайсерами без тебя. Затем ты не появился в больнице, когда я лечилась после операции. Ты оставил меня и в «Форте Веселом». У тебя была какая-то «встреча»! Так что я решила отправиться домой коротким путем. Площадь Аполлона была перекрыта: ее захватили мятежники. Но я была немного пьяна и зла, хотелось показать им весь тот вред, что они причинили мне. А может, я просто хотела, чтобы они убили меня и покончили со всем этим. Одна женщина захотела сбежать, пройти мимо сил безопасности Райана, которые удерживали повстанцев на площади, и один из твоих ручных сплайсеров указал на нее пальцем, и она буквально оказалась в огне! Я слышала об Атласе. Но тогда задумалась, что знаю все о нем лишь с твоих слов. Так что решила, что они либо убьют меня, либо объяснятся передо мной. И я подкупила часового, чтобы он позволил мне пройти. На площади Аполлона и в «Артемиде» просто ужасающие условия. Теснота и нищета. Они сказали, что до революции было почти так же плохо. Они сказали, что это все ты, твое безразличие! Надписи на стенах: «Атлас жив!» Что я на самом деле знаю об Атласе? И наконец кто-то проводил меня к нему. Они знали, что я твоя любовница или была ею, но постарались поверить мне. Атлас был удивительно скромен. Я спросила его, поднимет ли он людей на какое-нибудь восстание против тебя. А он ответил: «Я не освободитель. Освободителей не существует. Эти люди освободят себя сами». Не странно ли – это те слова, которые бы ты сказал сам! Но только когда их произнес он, я поняла. Они что-то значат. Они тронули мое сердце, Андрей! Я думала, ты великий человек. Но я ошибалась. Атлас великий человек. И я буду служить ему: буду бороться рядом с ним, сражаться против всего, что олицетворяет тебя! Я собираюсь отправиться в завтрашний рейд за едой и оружием. Я научусь сражаться, Андрей. Ты бросил меня, теперь я покидаю тебя. Покидаю ради Атласа – и революции! Диана ».

Райан сложил письмо и порвал его на мелкие клочки. Он позволил им разлететься по полу, а сам взял мартини, но внезапно потерял самообладание и метнул стакан так, что тот разбился о панорамное окно. Мокрые блестящие осколки скользнули вниз, по пылающим шпилям города…

– Тут должен быть не я, а ремонтная бригада, – заворчал Билл и наклонился, чтобы рассмотреть трещины на изогнутой металлической стене технического сточного туннеля. – У них в команде этот чокнутый сплайсер, который вроде как собирался лазить по стенам и чинить протечки там, куда они добраться не могут. Ума не приложу, что случилось с этими лодырями…

Карлоский пробормотал:

– Думаю, я вижу твою ремонтную бригаду…

Билл выпрямился и подошел к Карлоскому. Теперь они вместе смотрели через окно в отделение пневмопочты. В темной, едва освещенной комнате были раскиданы неотправленные письма. И трупы – несколько человек в рабочих комбинезонах неподвижно лежали на полу, точно приклеенные к нему собственной кровью. Все они, похоже, были зарезаны каким-то острым лезвием.

Билл вздохнул, его желудок сжался от этого зрелища:

– Да. Не вижу тут сплайсера. Может быть…

Карлоский кивнул, задумчиво поглаживая царапину на своем Томми-гане:

– Не такие хорошие рабочие эти сплайсеры, – произнес он сухо. – Они сходят с ума, они убивают. Человек не доведет работу до конца, если его будет одолевать сумасшествие и жажда убийства. – Через несколько мгновений он пожал плечами и добавил: – Пока убийство не его работа.

– Что ж, я составлю список трещин и протечек и отправлю сюда команду в сопровождении констеблей, – сказал Билл. – Мы не можем рисковать… – он замолчал, уставившись на маленькую фигуру в платьице. Девочка двигалась в полутьме сортировочной комнаты пневмопочты. Загремели стальные ботинки, огромный металлический силуэт возник позади нее.

Большой Папочка и Маленькая Сестричка. Она весело скакала с огромным шприцем в одной руке и напевала песенку, слова которой они не могли толком расслышать. Что-то о «мистере Пузырьке» и «ангелах». Ее огромный компаньон тяжело ступал рядом.

Билл и Карлоский с неприятной смесью зачарованности и отвращения смотрели, как маленькая девочка присела на корточки рядом с неуклюже распластавшимся, лежавшим на животе трупом и вонзила иглу в его шею. Она что-то сделала со шприцем, счастливо щебеча самой себе, и он начал светиться от извлеченного АДАМа.

Билл подошел ближе к окну и наклонился, чтобы получше рассмотреть Маленькую Сестричку:

– Карлоский, это Маша?

Карлоский тяжело вздохнул:

– Да, может быть, может, нет. Для меня все Маленькие Сестрички похожи.

– Если это она, я обязан вернуть ее родителям, это мой долг!

– Мы пытались, Билл! Ты говорил со множеством людей – никто не поможет.

– Вот поэтому-то придется сделать все самому прямо сейчас…

– Пожалуйста, не спорь с Большим Папочкой, Билл… ох, здесь сплайсер!

Сплайсер-паук карабкался по потолку вниз головой прямо над Маленькой Сестричкой. В одной руке он держал кривое лезвие. Он болтал сам с собой, но оконное стекло приглушало звук.

Маленькая Сестричка встала, повернулась к Большому Папочке, и лезвие рассекло воздух рядом с ней как бумеранг. Оно пронеслось так близко от головы девочки, что срезало прядь волос, которая медленно упала на пол. Лезвие описало круг по комнате и вернулось к сплайсеру, он аккуратно поймал его за ручку, хохотнув при этом.