Алексей Переяславцев - Зимний гастрольный тур

Первое, что приходило в голову: разрешения от большого начальства. Возможно, от самого Сталина. На такое повлиять немецкий генерал не мог. Вторым, весьма вероятным и тоже непросчитываемым вариантом виделось некое событие… Какое? Переговоры с третьей страной? Ни о чем таком Удета не предупреждали. Да и с кем? С Англией отношения у СССР более чем холодные. Америка? Те сидят за океаном, отгородившись изоляционизмом. Франция — да кто ж говорить с ней будет? Япония? Это выглядело более возможным. Из своих источников авиационный военачальник знал, что японцы крепко нацелены на завоевание внешних источников сырья и внешних рынков. Следовательно, их столкновение с США видится более чем вероятным. Но есть ли смысл для русских помогать японцам? Торговля, понятно, не в счет. Но передавать им самую передовую технику? Лично он, Эрнст Удет, такого делать бы не стал. Значит, что-то еще…

И тут на очередной встрече генерал Удет заметил, что русские переговорщики сделались чуть более нервными. Что-то надвигалось или уже надвинулось. Немец пребывал в полнейшей уверенности, что русским военные конфликты не нужны — во всяком случае, сейчас они не намерены их развязывать. Но что, если на них нападут? Сплошное гадание.

Тим Перкинс, третий лейтенант [31] соответствует званию лейтенанта в РККА. Следующим по званию является второй лейтенант (в РККА — старший лейтенант) Королевских ВВС, штурман бомардировщика "Бристоль-Бленхейм", был исключительно добросовестен. Это видели его коллеги, командир экипажа; наконец, то же отмечалось в послужном списке.

Командир Лоуэлл Маг-Грегор держал в памяти не только методичность и аккуратность, но также необыкновенную удачливость своего штурмана. Эскадрилья бомбардировщиков во время "странной войны" ухитрилась попасть под огонь германских зениток (и что такое гуннам почудилось?). Хотя сбитых не было, но все машины были помечены осколками — все, кроме той, в которой сидел штурманом Везунчик Тим. Со всей тщательностью тот наблюдал за техобслуживанием своей машины на земле. Результат? Да хотя бы то, что еще ни разу Мак-Грегор не выходил на вынужденную посадку, даже когда им по ошибке залили низкосортный бензин. Движки чихали, дымились, но все же машина дотянула до своего аэродрома. По этом причинам второй лейтенант Мак-Грегор пребывал в убеждении, что его штурман "нутром чует опасность", хотя ни с кем этим сокровенным знанием не делился.

Вот и на сей раз вместо того, чтобы пропустить вечерком пинту-другую йоркширского, невесть откуда появившегося в столовой, штурман лично проследил за профилактическими работами, а потом не поленился сам проверить и крепеж, и герметичность трубопроводов, и электрические контакты, и многое другое. Механик не обижался на такую придирчивость. Он всегда выполнял свою работу должным образом, а штурманская проверка лишь подтверждала этот факт. На этот раз штурман погрузился в мотогондолы чуть на большее, чем обычно, время.

Глухой темной ночью на аэродроме экипажи бомбардировщиков и истребителей принялись беззвучно прогревать двигатели…

Ах, как замечательно прозвучала бы эта фраза! Но авторы, движимые любовью к правде, не могли ее выдать с чистой совестью.

Во-первых, прогрев двигателей всегда, увы, сопровождается громким шумом. В особенности это относится к авиационным. Но существовало также "во-вторых". Ночь была не очень-то темная. Подготовка к вылету велась при ярком свете прожекторов. Даже если бы — допустим на минуту — потенциальный шпион засек вылет огромной группы самолетов, он вряд ли мог бы спасти своим сообщением обреченную цель. Последние данные от разведки недвусмысленно свидетельствовали: аэродром Кала не готов к отражению налета. Другие — и того меньше. Зато превосходное освещение вполне могло предотвратить разные несчастные случаи. В темноте ведь кто-то обязательно споткнется или чего-то уронит — короче, летному составу и аэродромной службе были ни к чему лишние приключения.

Да и сама ночь была не такой уж глухой. До быстрого южного рассвета оставалось полтора часа. Конечно, вне действия прожекторов царила темень, но небо начало потихоньку светлеть.

Как ни странно, взлет эскадры прошел без накладок. Хотя по тайному и несправедливому мнению англичан, американские летчики склонны к повышенному разгильдяйству, огромные В-17 уверенно встали в строй. Возглавляли его отягощенные дополнительными баками истребители.

До советской границы было немногим более часа лета.

Надо отдать должное генералу Смушкевичу. Он расстарался, готовя прием незваных гостей.

Разумеется, радары, хотя и были расположены на самых высоких местах, какие только удалось подобрать, до границы не добивали. Им не хватало километров этак с триста. Так что ж из того: поближе к границе были переброшены тяжелые грузовики марки "Урал", которым, вообще говоря, была предназначена роль подвижных станций РЭБ. Но также в экипаж входил пост ВНОС. А поодаль расположилась позиция звукометристов. Они как раз и среагировали первыми.

— Здесь "Ромашка-4". Слышу звук моторов, множественный. Азимут… дистанция…

Штаб Смушкевича и так не спал, а после сообщения проснулся до полностью бодрого состояния. Командиры с кубарями принялись вычерчивать на картах направления. Тут же посыпались дополнительные сообщения.

— "Ромашка-3" докладывает: засекли подлет. Садлов, нанеси: азимут… дистанция…

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить! Идут вот здесь, — палец ткнул на карту.

— Похоже, направляются к побережью. С точки зрения штурмана — прекрасный ориентир.

— Есть сообщения от "Редута"!

— Сколько?

— Пока не могут сосчитать, отметок слишком много.

Рычагов слушал все это через свой шлемофон. Он и лейтенант Мяклин уже сидели в готовности номер один в кабинах истребителей. Не очень удобное место для руководителя подразделения в момент отражения налета, но лучшего придумать не удалось.

— Одна отметка отделилась!!!

Павел Васильевич с некоторой долей ревности подумал, что Старый в очередной раз оказался прав. Но проверка виделась просто обязательной. Смушкеви пришел к той же мысли как бы не раньше:

— Всем постам ВНОС — проверить направление полета этого отставшего!

Через шесть минут последовал доклад:

— Здесь "Ромашка-5". Отставший направляется в направлении к государственной границе.

А у самой границы командир ВНОСа опустил бинокль:

— А ведь у вражины правый мотор дымится, ей же. Горит он!

Старший лейтенант преувеличил. Движок "Бристоль-Бленхейма" не горел, а всего лишь дымился. И на то была чисто физическая причина.

В этом самом самолете в это самое время экипаж перебрасывался репликами. Точнее сказать, это делали командир и штурман, стрелок лишь наблюдал за густеющей струйкой дыма, тянущейся из-под капота.