Сергей Бутко - Доброволец. На Великой войне [litres]

Дальше – больше. Весть о трагической гибели императора всколыхнула всю страну. Свое слово немедленно сказали октябристы в «Голосе Москвы» [87], напечатав статью «Немцы бьют в самое сердце». А тут еще на Охтинском заводе взрывчатых веществ произошла катастрофа. По официальным данным, ничего страшного не случилось – пострадала невзрачная мастерская и крыши близлежащих зданий, жертв нет, легкораненых мало. На самом деле половина завода была буквально стерта с лица земли за несколько мгновений. Среди населения зазвучали слова «диверсия!», «предательство!», «четыре сотни рабочих погибло!», а гучковский газетный рупор не умолкал ни на мгновение и трубил, трубил, трубил. Подключились спекулянты, и рвануло. По стране прокатилась очередная мощная волна всероссийской борьбы с внутренним немецким врагом. Питер, Нижний Новгород, Самара, Екатеринбург, Омск, Иркутск, Владивосток. Но всех переплюнула Москва. Там обезумевшая толпа погромщиков требовала повесить германского шпиона Гришку Распутина, а теперь уже вдовствующую императрицу отправить в монастырь. С Распутиным москвичи разделались сами. Он, себе на беду, оказался в тот день в первопрестольной, где его вытащили из «Яра» и, избив, вздернули на ближайшем фонарном столбе. С Александрой Федоровной вышло все менее кроваво. После гибели мужа она сошла с ума. А может, симулирует, политические комбинации выстраивает? Как бы то ни было, итогом большого «семейного совета» дома Романовых стало решение удалить императрицу подальше, а регентом при малолетнем царевиче Алексее назначить Михаила Александровича. Этот «царь» оказался куда мягче и покладистее брата – одни сплошные уступки и желание угодить всем и всюду. Даже командованию на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах, где установилось зловещее затишье перед бурей. Немцы и австрийцы явно готовятся к большому наступлению, а пока что ушли в глухую оборону, проворачивая невиданные вещи на западном направлении. Там все пришло в движение. После неудачного химического дебюта под Болимовом [88]немцы затеяли прорыв под Ипром. И начинался он тоже двадцать второго апреля по вполне знакомому мне сценарию: германские войска попытались прорвать фронт на стыке второй английской армии и двадцатого французского корпуса, выпустив туда почти двести тонн хлора из ста пятидесяти газобаллонных батарей. Все так? Так, да не так. По свидетельству очевидцев, желто-зеленое облако двинулось на англо-французские позиции, а следом за ним наступала вражеская пехота, защищаясь от химии отнюдь не примитивными марлевыми повязками, а полноценными противогазами. Но это ладно. Может, германские ученые и в самом деле сообразили раньше срока, как улучшить химзащиту. У нас вон тоже благодаря стараниям «Отряда-М» детище Зелинского – Кумманта – Авалова с питерского завода резиновых изделий «Треугольник» уже поступило в армию, так что к химическим сюрпризам мы готовы, противогазы есть. Но что делать с еще одной футуристической неожиданностью – вместе с хлором и пехотой немцы двинули… танки. Да, да! Пока что неуклюжие, массивные, вооруженные лишь пулеметами, но все же танки! Не знаю, каким образом, но немцы на полтора года опередили англичан [89], сначала отравив, а затем посеяв танковый ужас в их рядах. И не в одном только Ипре, а по всему фронту. В итоге – наши хваленые союзнички по Антанте бегут, оставляя позиции, нейтральная Италия, несмотря на Лондонский пакт, похоже, решила остаться нейтральной, а дружественная Германии Болгария с высокой долей вероятности вступит в бой раньше времени [90].

А что же природа? Помнится, после исторического хулиганства Бакунина-первого ответила человечеству катаклизмами. Что на сей раз? Жахнула аномалией в самый ответственный момент Дарданельской авантюры [91]. Только англичане с французами свой десант на Галлиполийский полуостров высаживать начали, как тот загадочно сгинул вместе с турецкими частями, попав в неизвестный сизый туман и буквально растворившись в воздухе. Наверняка все случившееся из той же самой оперы, что и норфолкское исчезновение [92], но по масштабам куда более серьезное.

У нас на Кавказском фронте, слава богу, обошлось без исчезновений. У нас победы – русские войска совместно с армянскими добровольцами отогнали турок от Вана. Я даже мельком видел большое интервью сдавшегося в плен неугомонного Мендеса, после всех увиденных турецких зверств резко разочаровавшегося в выбранной стороне и готового воевать за нас на любом фронте и в любом качестве [93].

И все это за каких-то десять дней. У меня слов нет, но есть слова у Садовского.

– Что скажешь, Миша?

– Что я могу сказать? Есть «форточники», есть вирусы-квартирусы, а есть еще кто-то из будущего. И мне не нравятся его затеи.

– Не тебе одному. Но мы найдем виновного или виновных. Будь уверен.

– Это обнадеживает… Что мне дальше делать?

– Решим, а пока отдыхай, силы восстанавливай…

Решат они. Уже однажды их решение стоило мне друзей, как и я, попавших в силезскую западню. И тут обязательно есть какие-то переплетения. Падение «Святогора», удачи отряда Докучаева, ночная атака берсерков. Я убежден, что все это напрямую связано с «черной декадой» и тем, кто ее замутил. Кто он? Еще один гость из будущего или кто-то другой, настолько могущественный, что даже всесильные спецы из «Отряда-М» не то что поймать, а банально идентифицировать его не могут. Неуловимый Джо какой-то…

Вся надежда на время, уж оно-то наверняка способно сорвать любые маски.

– Что поешь, Миша?

– Так. Услышал однажды.

Пытаясь хоть как-то скоротать время в пыльной поездке от Варшавы до крепости Ивангород на автомобиле, я вспоминал песни будущего. Рядом со мной едет Орлов, все так же не посвященный в великую тайну иновремян, но оставленный в «Отряде-М», так сказать, «на испытательный срок». Шпионов ловить будет. А вот моя роль в этой поездке не вполне понятна. Скорее всего, решило меня начальство в воспитательных целях выслать из Варшавы (подальше от гнетущих воспоминаний), зачем-то прилепив напоследок чин подпоручика. Нечего сказать, хорош подпоручик – четырнадцать всего, а право имеет взрослыми солдатами командовать. Курьезная ситуация. Видел бы меня Докучаев…

Прочь! Гоню мысли прочь, стараясь унять боль недавней потери…

Не получается унять. Где же ты теперь, Александр Васильевич, и где остальные? В том, что гибель тела не означает гибель души и сознания, я давно уже убедился, но все равно не могу успокоиться, примириться со случившимся. Не помогает даже происходящее вокруг брожение в обществе, сильно напоминающее предреволюционное. Много слышу про окончание войны, про мир, новую жизнь с новыми законами и вольностями. И хотя антинемецкая истерия несколько спала, сдается мне, что она была всего лишь репетицией перед чем-то большим. И теперь благодаря неизвестному пока убийце со шпагой революция может наступить значительно раньше положенного срока. Садовский уверяет, что все для ее «отмены» уже энергично делается, но вера в успех тает с каждым днем, как и положение на фронте. Окончательно разбить англо-французов немцы так и не смогли. Танки встали, хлор отнесло назад ветром, а союзники подтянули резервы и путем нескольких контратак все же стабилизировали фронт. Что дальше? Не добившись успеха на западе, германская военная машина неминуемо повернет на восток, где про дефицит боеприпасов не говорит теперь только ленивый. Означает ли это, что, как и в «оригинальной» истории, нынешний главковерх Николай Николаевич будет негодовать, когда вместо поездов со снарядами ему начнут присылать поезда с батюшками, бреши в обороне заткнутся солдатскими жизнями, а Варшаву с Галицией придется оставить? Или теперь, когда столько всего поменялось безвозвратно, кампания тысяча девятьсот пятнадцатого года завершится с иными итогами? Ответов опять же нет, а моделировать варианты дальнейшего развития событий можно бесконечно долго…