Александр Афанасьев - Врата скорби. Повелители огня [litres]

А если кто-то отошел в темноту прогадиться – и вот – вот подойдет? Или пошел в город и скоро придет? Поди знай – что там в темноте и кто там. А если это приманка и кто-то наблюдает из темноты – с пулеметом?

Поэтому, самое лучшее – это установить мину. Самую обычную мину, даже две. Одну – типа S, шрапнельную – на самом причале и замаскировать ее. Вторую – под причалом, она тоже получится направленного взрыва – если ее правильно установить. И в нужный момент подорвать. Вряд ли боевики на ночь уйдут от костра. Холодно по ночам здесь, да и ноги хмельные – не пойдут. Гораздо проще остаться здесь около источника тепла на всю ночь, лечь в грязи, как свиньи. Хотя нет – свиньи то, как раз чистоплотные. Там где гадят, никогда не лягут.

Один боец остается на стреме. Второй – осторожно снимает свой рюкзак, достает оттуда мину, похожую на жестяную банку моторного масла. Передает ее третьему, подхватывает рюкзак и уходит. Ему надо поставить мину под причал, и поставить ее правильно, чтобы ударная волна пришлась на берег. Шесть килограммов высокоэффективной взрывчатки – никого в живых не оставят…

Вода дурнопахнущая и липкая. Такой воды – нет нигде на черноморском побережье – хотя порты не чета этому. Взять хоть одесский и константинопольский порт – по миллиону с лишком пудов в год переваливают. Но там такой воды нет. Зловоние от мочи, дерьма, гнилых остатков рыбы, слитого в море машинного масла. Даже несмотря на то, что гидрокостюм защищает тело с пят до макушки – все равно невыразимо мерзко погружаться в этот отстойник…

Надо думать о чем-то приятном. Подводный сапер – тоже выходец из ЭПРОНа – вспоминает пляж Ланжерон. Самый известный пляж в Одессе, люди с северов едут, чтобы там окунуться. В Одессе – принято на пляж приходить… натяжеле. Одеяло, зонтик, а то и палатка, несколько судков и кастрюлек с кушаньем. На пляже ничего не покупают, разве что сельтерскую воду. Кушанье плотное – картошечка с зеленью, супчик…

От мыслей о еде – рвота подступила к самому горлу, как у зеленого салаги, малька – хотя за ним больше трехсот погружений. Было дурно. Как эти люди не понимают, что так жить нельзя. Как они не могут понять, что так нельзя жить, что то, что они делают – ведет к тому, что жить все хуже и хуже. За что они борются?

Мина тяжелая и ее еще надо укрепить. Но он крепил мины на бортах кораблей, они грязные, поросшие ракушками – а это еще хуже…

Какая мерзость…

Есть.

Мина новейшая, с таймером. Он ставит таймер на пять утра – незадолго до восхода солнца. Будет сюрприз…

Мина стоит… теперь вон отсюда. Из этой мерзости. Право же – когда они проходили учебный курс, и им приказывали ползти по полной нечистот канаве – так противно не было. Хотя у них и не было гидрокостюма, а был обычный костюм для занятий физкультурой. Но тогда они знали – они проползут и на это все. А здесь – люди живут изо дня в день так.

В грязи…

Мина светит красным глазком. Она не думает. Не сомневается. Ждет…

С трудом, едва не сорвавшись обратно – он выбирается на причал. Замирает, слушает… их учили больше слушать, чем смотреть, как дышит человек не видно – но зато слышно. Похоже, тихо…

Пробирается назад. Смотреть, куда ступаешь – смысла уже нет, все в дерьме – и он в дерьме. Остальные двое – ждут его на месте, один держит в руках два автомата – свой или его. Привычная тяжесть короткого, кургузого автомата в руках успокаивает. Большой палец – дело сделано.

Командир показывает – в обход. У костра веселятся. Лучше пока их не беспокоить – побудка у них будет знатная…

От причала – дорога идет в гору – город расположен на возвышенности, метров семь – восемь. Подъем довольно крутой – и по нему спускается, напевая какую-то песенку человек, весь в черном. Песенка однозначно не арабская – мелодичный арабский они бы разобрали…

За землю и замереть. Автоматы под рукой. Человек проходит мимо, так и не подозревая, как близко он от своей смерти. И тут становится понятно, что он не весь в черном. Он черный и есть. Негр, наверняка из Могадишо.

А этому то, что здесь надо…

Негр проходит, и они осторожно продвигаются дальше. Потом – лидер подает сигнал, и они медленно опускаются на землю.

Первая линия домов. Камень, сложенный в стены при помощи цемента из глины. Черные провалы окон – стекол здесь не знают, стекла атрибут самых богатых домов. Адская вонь, какие-то телеги, переступающие с ноги на ногу, привязанные ослы – дальше базар. Все, что приходит сюда по морю— на следующий день продается на нем перекупщикам, которые поднимают товары в горы.

Черный провал окна, алый огонек сигареты в нем.

Камни, наваленные у стены – это что-то типа баррикады, дополнительной защиты – на две трети стены. Тот, кто это делал – явно знал, как русские использую скорострельные зенитные установки. Даже на катерах есть такие пушки, а позицию пулемета они подавляют на-раз за счет скорострельности и наличия трассеров в ленте. Наводить не надо, даже низкоквалифицированный наводчик видит, куда летят трассеры, и корректирует огонь.

Значит, огневая точка. Держат под контролем порт. Наверное, крупнокалиберный пулемет, а может – и легкое горное орудие…

Спецназовцы подбираются ближе, чтобы слышать разговор.

А ведь неплохо устроились. Может, конечно, тут были опытные джихадисты – а может, кто-то им и помог выбрать именно такую позицию. Пулемет калибра пять линий и господствующая над местностью, укрепленная позиция – отменное сочетание.

Позиция была все ближе. Спецназовцы – уже слышали разговор.

– О, Аллах… сегодня худший день в моей жизни. Эта проклятая рыба… как только рыбаки ее едят. Они что – так и маются с животом…

– Это Барам. Негодяй продал нам несвежую рыбу, да покарает его Аллах. Днем надо пойти и заставить его жрать то, что он продает сам.

– О, Аллах, будь проклят тот день, когда я съел эту рыбу. Я опять хочу…

– Иди, брат. С именем Аллаха.

Вот уроды. Это они срать с именем Аллаха идут? Интересно, что бы сказали настоящие мусульмане, услышь они это…

– … только отойди подальше…

Послышались шаги, шевеление, шорох ткани. Кто-то вышел из укрытия…

– Этот обиженный Аллахом обосрал все вокруг. Я не могу вздохнуть, не почувствовав запах его дерьма. И мухи…

– Не говори так, Амин. Он мой брат…

– Он засранец. От него нечем дышать. И тебе тоже.

– Но он мой брат! Он не виноват, что съел эту рыбу.

– Это рыбу ели все мы. Но срет почему то он один… – еще один голос. Значит – как минимум трое…

– У тебя тоже есть брат, Мустафа!

– Но ты все таки поговори со своим братом… Мы совершаем намаз, а я еще держу пост через день, чтобы предстать перед Аллахом в положении постящегося. Но разве не сказано в Коране, чтобы делать намаз, надо очиститься. А как очистишься, если пахнет дерьмом и мы все пропахли дерьмом. В каком положении мы предстанем перед Аллахом…