Александр Афанасьев - Врата скорби. Повелители огня [litres]

К старости – а Борис Викторович был уже стар – бывший террорист и ныне самый верный слуга Империи – ощутимо располнел, но, судя по тому, как он подвинул стул, так чтобы за спиной была стена, как осмотрелся – он все еще был ловким и цепким, постоянно балансируюшим на лезвии ножа. Половой, заметив клиента, козелком скакнул к их столу, но, наткнувшись на взгляд Савинкова – побледнел, и повернул обратно…

Князь посмотрел на своего нежданного гостя.

– Не помню, чтобы я кого-то ждал…

– Такова наша судьба, князь, приходить нежданными – голос Савинкова был негромким и сиплым, в результате полученного им когда-то пулевого ранения. Князь напомнил себе, что Савинков считался одним из лучших стрелков Империи. И у него был небольшой кожаный саквояж, наподобие докторского, в котором можно было скрыть Кольт или автоматический Маузер.

– Хотите меня убить? – в лоб спросил он

– Хочу с вами поговорить…

С этими словами – Савинков полез в портфель. Но достал не пистолет – а почтовый конверт большого формата, в котором угадывалось нечто похожее на блокнот. Шлепнул его на стол, посреди чистых тарелок.

– Биржевой вестник… – укоризненно сказал он – и не стыдно, Ваше Высокопревосходительство? Желтая газетенка, тьфу. Хоть бы в Русский инвалид [87] Здесь надо пояснить. Понятие «инвалид» тогда сильно отличалось от того, что есть сейчас. Если сейчас инвалид – это тот, кто получил серьезную травму, то тогда инвалидом считался любой участник боевых действий, даже не раненный, любой участник войны. Следовательно, Русский Инвалид – журнал для участников войн, что-то вроде североамериканского «Солдата удачи» или нашего «Братишка». написали бы, право…

Князь покачал головой.

– А что так? Думаете, не поймут? Или … – Савинков перешел на явно издевательский тон – цензура запретит?

Шаховской ничего не ответил.

– Разрешите вопрос, князь? – Савинков смотрел на него в упор – о чем вы там написали? Хотите, верьте, хотите, нет – но я не читал.

Князь ничего не ответил.

– Правду написали, да? – понимающе спросил Савинков – еще бы. Как не правду. Вы еще спросите меня, молодой человек, что я знаю о правде…

Князь – испытывал странное желание встать и молча, не кривя спины уйти, даже зная, что на улице его поджидают убийцы. Но что-то заставляло его сидеть на месте и слушать этого странного человека, который, чтобы о нем не говорили – внес достойный вклад в политику двадцатого века, безмерно обогативший ее. Не меньше обогативший, чем любой политический деятель типа Черчилля или Столыпина. Ибо Савинков – впервые в мире перевел абстрактную борьбу государств в нечто личное, то, что угрожает лично тебе, как политику и как человек – такого не было со времен Средних Веков, со времен Борджиа и Медичи. И если кто-то начинает жить по таким законам – оставаться в стороне от этого уже невозможно…

– Правда… – мечтательно произнес старик – наверное, многие считают меня оппортунистом, который в свое время просто нашел возможность избежать ответственности за содеянное, да еще и быть обласканным Двором, стать кем – то большим, чем просто сикарио. Наемный убийца на службе мафии, таково значение этого слова…

Савинков усмехнулся.

– В то время, когда я переметнулся, монархии никто не давал и года жизни. Царя все ненавидели. Считали слабым.

И ты научил его, как быть сильным, верно? Группа преданных лично тебе боевиков с Маузерами в руках – и вот ты силен уже настолько, что никто и слово не смеет молвить. Ибо все они… прогрессисты, либералы, конституционалисты, которым непонятно, что надо, то ли Конституции, то ли еще севрюжинки с хреном [88] В начале века были запрещены политические собрания и демонстрации. Тогда представители цивилизованного общества стали собираться на «банкеты», заканчивающиеся принятием политических резолюций. Отсюда и пошло выражение: «не понимаю, чего хочется, то ли Конституции, то ли еще севрюжинки с хреном». – правда состоит в том, что все они – трусы. И когда они понимают истинный смысл слова «в руках абсолютного монарха сама жизнь и смерть подданных» – то все они разом, по мановению волшебной палочки становятся самыми горячими сторонниками и апологетами «кровавого режима». Они просто не готовы отдавать свои жизни за то, во что верят. А те, что остаются внизу – студенты с горящими от искренней и наивной веры глазами, еврейские боевики и заговорщики, польские рокошане – все они не более чем преступники с политическими лозунгами, у которых нет ни единого шанса против бюрократической машины страны, еще и подкрепленной отрядами убийц. И за границей… найдется много готовых призывать саботировать русские займы и собирать деньги на помощь отрядам еврейских боевиков – но никто не готов оказаться из-за этого под развалинами рухнувшего от взрыва дома. Своя жизнь – она всегда дороже убеждений.

… Но я… – продолжил Савинков – странно, но я с детства всегда вставал на сторону слабых. И ирония судьбы в том, что в какой то момент – слабым оказался тот, кто не имел на слабость никакого права…

Савинков щелкнул пальцами. Подлетел половой.

– Шустовская. Третий номер. Имеется?

– Ну, разумеется…

Половой бросился за заказом. Может, и понял, кто сидит за столом. А может, просто распознал хищника… половые, таксисты, привратники разбираются в людях.

– В девятнадцатом году полиция разогнала демонстрацию тред-юнионистов в Лондоне. Британская, разумеется полиция. Демонстрация проходила в поддержку начавшегося движения за самоопределение Ирландии. Тогда – британская армия не стеснялась лить кровь на собственной территории, погибли рабочие и в Лондоне, и все это сильно напоминало нашу Красную Пресню…

Так получилось, что в этот момент большая группа товарищей с практическим опытом… революционных действий оказалась как раз в Лондоне и на юге страны, в Бристоле. Порт Бристоль был одним из главных портов, через которых проходило снабжение, британского контингента войск в Ирландии, устроить забастовку, повредить краны, даже взорвать рельсы – особых проблем не составляло. У нас было достаточно опытных людей, которые могли возглавить британские рабочие отряды. Так как мы имели хороший, рабочий контакт с британскими профсоюзниками, мы немедленно снеслись с ними, описали, что и как нужно делать и выразили готовность немедленно прийти им на помощь. Достаточно было устроить саботаж или забастовку на железной дороге, чтобы у британцев в Северной Ирландии появились большие, очень большие проблемы…

Старик хмыкнул непонятно чему и продолжил.

– Первая встреча КОКОМ, координирующего комитета узкого состава, в котором было то всего пять человек, трое от нас и двое от британцев – состоялась в одном из кабачков в Сохо. Британцы кивали головами и даже записывали за нами – но я уже тогда почуял, что дело неладно.