Игорь Жеравлёв - Перестройка 2.0 [СИ]

Я молча присосался к своей. Мне пока не до вежливых тостов, надо погасить внутренний пожар. В общем, эту кружку я сделал зараз. После чего удовлетворенно откинулся на спинку стула и посмотрел на своего спасителя:

— Александр Валерьевич, сигареткой не угостите? — решил я завести светскую беседу.

— Не курю, но сейчас купим. Вы какие предпочитаете?

Я даже растерялся. В последнее время я предпочитаю любые, лишь бы, как говорится, дым шел.

— Ну, давайте "Честерфилд", что ли… — вспомнил я свои давние пристрастия. Курить я начал поздно. Практически одновременно с тем, как начал пить. И поначалу, конечно, как и все, предпочитал известные марки.

Официантка, принесшая сигареты, строго предупредила:

— У нас курение запрещено!

— В курсе. — И уже Валерьичу, — я отойду, подымлю?

— Давай! — Согласился он, не проявляя беспокойства о том, что я могу сбежать. А чего ему беспокоиться, спрашивается? Водка-то на столе! А она для меня самый надежный крючок — не сорвешься! Даже если скажут, что он тебя потом прирежет, я отвечу: может, потом и прирежет, а может, и нет, но сначала я выпью.

В общем, стою я, курю в сторонке и думаю. Пиво приятно разливается по телу и прочищает мозг, в котором постепенно появляются и другие мысли, не только о выпивке. Что же ему от меня все-таки надо? И не стоит ли мне все же, наплевав на водку, лучше потихоньку смыться отсюда? Вдруг, и правда прирежет? Может, он какой-нибудь маньяк, вообразивший себя санитаром, очищающим город от грязи. Задарма никто не угощает, это я на своей шкуре уже много раз испытал, и крепко усвоил. Но, с другой стороны, а что я теряю? — А терять мне и правда, совершенно нечего. Жизнью я давно не дорожу, а больше у меня ничего и нет. Мелькнула мысль о Лёле, но тут же пропала. Лёля и сама о себе способна позаботиться. Да и неясно еще ничего, а водка — вон она, стоит и, между прочим, греется. Мысль о Лёле что-то тронула в мозгах, какая-то ниточка потянулась и… оборвалась.

В общем, жажда выпить победила. Докурил я, затоптал бычок, да и вернулся опять в кафешку, где ждал меня улыбающийся Александр Валерьевич.

— Вы пейте, — еще раз белозубо улыбнулся он, когда я уселся за стол — я в это время крепкие напитки не употребляю.

Я в ответ тоже оскалил свои нечищеные и потянулся к столу. А что? Даже ещё и лучше, мне больше достанется! Короче, возражать и отнекиваться я не стал. Довольно твердой уже рукой налил себе стопарь и ловко опрокинул его в рот. Другая рука потянулась к блюду с креветками.

Когда вновь откинулся на стуле и поднял голову, опять поймал этот его изучающий взгляд. На этот раз память не подвела, прочистилась память от водочки-то! Я сразу вспомнил, кого мне этот взгляд напоминает. Вот, что водка животворящая делает! Да Лёлю же, ёлы-палы! Она точно так же меня порой рассматривает, как будто микроба какого-нибудь под микроскопом — с чисто научным интересом. Я поежился, но Валерьич вновь белозубо улыбнулся, и наваждение спало. Чего это я, действительно? Какая еще Лёля? Где бомжиха Лёля, а где это ухоженный, явно не бедный мужик.

— Может, всё-таки, что-то горячее заказать? — вновь поинтересовался мой благодетель.

— А что? Можно! — На этот раз я не стал отказываться, ибо аппетит потихоньку начал просыпаться.

Он подвинул ко мне меню:

— Выбирайте.

Я пробежался глазами по строкам и заказал себе плов с бараниной подошедшей официантке. Валерьич ничего заказывать себе не стал. Наверное, тоже по утрам не ест.

Пока не принесли мой заказ, я, не спрашивая, налил себе ещё стопарик и с удовольствием выпил. Да, давненько я такой водочки не пробовал! Это вам не та дрянь, что барыги по дешевке продают.

Далее, как и полагается, алкоголь, добравшись до мозга, нажал там какой-то переключатель, который обычно переводит меня из категории интровертов в категорию экстравертов. И меня тут же потянуло на общение.

— Ну, Александр Валерьевич, выкладывайте, что вам от меня нужно. Только не говорите, что вы поите меня исключительно из благородного чувства жалости. Всё равно не поверю.

— И не подумаю. — Ответил он. — У меня к вам есть интересно предложение.

— Квартиры и вообще никакого имущества у меня нет. — Сразу расставил я все точки над ё.

— Ну что вы, Егор Николаевич! Я не настолько плохо разбираюсь в людях, чтобы предположить у вас наличие квартиры, — ухмыльнулся он, — мои интересы лежат совсем в другой области.

— В какой же? Надеюсь, вы нормальной ориентации?

Он непонимающе уставился на меня, нахмурив брови. Но тут, видно, дошло, и он захохотал до слез. Утираясь белым в синюю полоску платком, ответил:

— Ну, даже будь я голубым, поверьте, на вас в вашем сегодняшнем обличии, я бы вряд ли соблазнился.

Хотите — верьте, хотите — нет, но мне это почему-то показалось очень обидным. Вот, вроде бы, с чего? Но, однако же! Видимо, водка заиграла, а потому я грубо спросил:

— Чего тогда тебя от меня надо, мил-человек?

— Хм. Ну, скажем, я изучаю поведение человека, попавшего в экстремальные обстоятельства.

— Я-а-сн-о, ищете подопытного кролика? — протянул, нелогично вновь перейдя с дерзкого "ты" на более неопределенное "вы".

— В некотором смысле, но точно не в том, в каком вы предполагаете.

— А в каком я предполагаю?

Он помолчал, изучая меня "лелиным" взглядом. А потом вдруг как ляпнет:

— Как вы думаете, Егор Николаевич, сколько вам осталось жить?

Странный вопрос, согласитесь. Однако водка гуляла, и я с вызовом ответил:

— Да сколько бы ни осталось, всё моё!

— Это понятно. Вот только осталось вам жить совсем немного. Если точнее, вы умрете этой ночью. Нет, нет! Не подумайте ничего такого. Вас никто не убьёт и вообще не причинит никакого вреда. Просто не выдержит сердце, — банальный инфаркт, — правда, обширный. Я вообще удивляюсь, как у вас сердце до сих пор не отказало. Да вы ведь и сами часто думаете о себе как о долгожителе среди вашего брата, правда?

Что-то кольнуло в груди. Тоже мне, Нострадамус выискался!

Дело в том, что я почему-то сразу ему поверил. Сам не понимаю, почему. Но было в его словах, его тоне, а особенно, в его глазах что-то такое, что исключало обман. Просто незачем ему было меня обманывать, он ведь, по его словам, изучал реакцию человека в экстремальных условиях. И я как раз идеально подходил на роль подопытного кролика. Странность была в другом. Он говорил о моей смерти как о чем-то, что уже практически свершилось и всем известно. Да, точно! — Как об общеизвестном и бесспорном факте. Это не передать словами, но на уровне ощущений очень чувствуется. Поэтому я даже не стал допытываться, откуда ему это известно. Ох, непростой мне человек попался!

На самом деле, как уже докладывал, я вовсе не боюсь смерти. Частенько даже зову её, особенно в часы тяжких похмельных мучений. Но одно дело думать об этом вообще, так сказать, чисто теоретически, и совсем другое — точно знать, что через несколько часов тебя не станет.