Василий Белозёров - Жизнь - игра

— Остывает же, жалко если пропадёт. Когда неожиданно, нарочито потешно, подмигнул, прерывая затянувшееся недоуменное молчание, Клеменс просто прорвало от смеха. Пока она смеялась, глядя на меня и вытирая слёзы, я устало и обиженно забросил весь большой шмат мяса себе в рот. Кусок оказался явно великоват для пережёвывания.. Тут её вообще скрутило от смеха. Повернувшись на бок, стуча рукой про холодной земле не могла выговорить и слова. Наконец, чуть успокоившись, произнесла:

— Василий я обязана дать вам уроки культуры еды.

— А я обязан вымыть вас, чтобы быстрее одеться, — обиделся наигранно, вытащив мясо изо рта и протирая запачканную ладонь.

— Нужно пообедать и до вечера стать экспрессионистом, под вашим чутким руководством. На вопрос: «Что делать с грабителями?» — уверил девушку, что оставлять их в живых невозможно по многим соображениям. Француженка безмолвно приняла эту необходимость.

Вчерашний приём с протиранием и согреванием кухаркиной дочки, повторился более натуралистично и в обратном порядке. Сначала, слегка протёр девушку сам, добиваясь её возбуждения, незаметными, как бы случайными касаниями любопытного ребёнка.

— Раз уж вы взялись быть моим преподавателем, помогите изучить женское, да и человеческое тело вообще, — рассудительно, почти приказал, по — детски откровенно перебирая интимные места француженки.

— Каждому художнику это крайне необходимо, — продолжил возбуждать её тело.

После получасовых ласк, изнемогая, Клеменс наконец заметила мою, чуть твердеющую мужскую принадлежность.

— Вот видишь, — обрадованно закричала, показывая пальцем. — Ты начинаешь взрослеть.

— Может он от холода набух и закостенел? — пробурчал недоверчиво.

— Давай теперь я, познакомлю тебя с возможностями твоего собственного тела, а заодно и согрею, — радостно вывернулась она из моих рук, запуская одну свою, себе между ног.

— Сделал больно, расцарапал? — обеспокоенно спросил, показывая на низ её живота, — давай смочу слюной, мне всегда становится легче если поранюсь, а сама ты тут не достанешь.

— Лучше бы собака полизала, — болтал деловито и авторитетно, — Бывало, как поцарапаюсь на выгоне, всегда Ветке даю полизать, — зарастает как на собаке. Клеменс резко перестала теребить свой, набухший, моими стараниями, женский половой орган. Выбрав самую жёсткую тряпку, она ожесточённо, почти яростно и быстро протёрла моё тело. Склонившись, принюхиваясь, повторила процедуру в особо ответственных местах.

— Теперь давай лечи, что расцарапал, — припомнила мой недавний разговор Клеменс, раскидывая ноги. — А я, буду согревать тебя.

— Почему все мои победы на любовном фронте идут по одному сценарию, — хотел было задуматься, но сразу сообразил, что просто использую самый оптимальный и беспроигрышный метод. Пожалуй, с разными вариациями, могу применять его довольно долго. Гораздо более разумная и опытная в делах любви, Клеменс, долго не допускала меня до традиционного способа секса, опасаясь беременности. Только когда мне пришлось приказать, попробовать так, «как это делают быки с коровами», был допущен к заду девушки. Своим, едва заметно распухшим и только приподнимающимся членом, толкался во все отверстия, предварительно протирая их тёплой тряпочкой. Как ни странно, обучение было отчасти полезным, а не просто имитацией, как мог бы думать сорокапятилетний мужик засевший в теле этого ребёнка. На ум пришла знакомая фраза: «О сколько нам открытий чудных…». Например; кто бы мог подумать, что проголодавшись на свежем воздухе мы слопаем пять килограмм шашлыка, отдыхая после секса на свежем воздухе и запивая, то и другое, сухим вином и шампанским.

— Видимо, француженки, всё же отличаются сексуальным поведением от русских женщин, — сделал заключение, когда осторожно переложил головку задремавшей девушки с моей руки, на расшитую грубой ниткой подушку. Прикрыв шубой утомившуюся и объевшуюся подругу, вернулся к моим баранам, — вернее козлам.

Ещё подходя к живодёрам, понял, что они отлично слышали все наши звуки любви, чревоугодия и пьянства, хотя и не понимали разговоров на французском. Все в том же голом виде, разрезал верёвку опутывающую руки одного из них. Кинув ему нож, приказал развязать остальных.

— Вы поняли кому вы теперь обязаны служить, — решительно обрубил их поднимающуюся надежду на спасение. Продиктовав им точные приметы закладок со спрятанными деньгами и драгоценностями убитых, приказал принести их, вместе со своими и сохранить там, где сейчас сложили оружие.

— Не собираюсь долго запугивать, но предупрежу, — одно движение против моих интересов, — любой из вас труп, — указал на одного из пытавшихся сбежать с обрезанными поджилками —. Ты, Егор, будешь как и раньше за главного.

— Ползи сюда, — вылечу, — приказал милостиво. Не дожидаясь, подбежал сам, наложил руки на его, разваленные до кости сухожилия и тут же отдёрнул. Лежа на животе бывший главарь недоверчиво смотрел на меня.

— Не болит ведь вроде, — боясь поверить, пробасил громко.

— Ты дурак что ли, — прикрикнул, резко распрямившись, брызнул мочой, омывая его ноги от запёкшейся крови.

— Вставая и прибирай трупы корешей, видишь ноги у тебя целые. Коллега по такому же ранению как у предводителя, скромно и молча, как нашкодивший гимназист, поднял руку, слезливо глядя не меня. Мне стало, почему-то смешно:

— Кто же за тебя скажет «пожалуйста», — Федя?

— Ради Христа, пожалуйста спаси, родимый. — надрывно и пискляво перевёл он свои истинные мысли.

— Да неушто такой шкет, — Бог или апостол? — только что, прикидывал он про себя.

— Сам ты Федя шкет» — произнёс я театрально — укоризненно. Развернувшись спиной к раненому, пошёл, к стоящему на своих ногах, Егору. Тот, внимательно следя за всей сценой, по обалдевшему выражению лица сотоварища, понял, что я угадал его мысли. Бухнувшись на колени, самый умный из этих недоумков — главарь, склонив голову, выдохнул:

— Приказывай Владыко.

— Молодец «Жменя»! — хлопнул Егора по могучему плечу — Сделай «Клопу» всё, как я тебе, только ещё и голову ороси, чтобы впредь не мыслил худое про меня. Переговорив с ним ещё пару минут, проверил, верно ли понял он все мои приказания на будущее и дружески подмигнул на прощание. Окрылённый верой в меня, Егорша кинулся к раненым избавлять их от боли и увечий.

Возможно я способен исправлять не только свои действия, но так же события произошедшие в прошлом, даже без моего участия. Над этим вопросом следует подумать отдельно, когда представится свободное время.

В тулупе на голое тело, бегом, поднёс четыре холста к мольберту и спустя два часа, отнёс, исписанные маслом в экспрессивной манере, обратно к бричке. Не совсем завершённый картон Клеменс, снял с её мольберта. На свежекупленом подрамнике, быстро набросал этюд спящей девушки под живописно разлохматившейся медвежьей шубой. Родившуюся идею интересной композиции воплотил тут же, небрежно воткнув пару шпаг на переднем плане, уронил бутылку шампанского, чуть приоткрыл грудь и контрастно — розовое бедро. Рабочее название будет «Бивуак любви». Задним планом, едва наметил далёкое селение за знакомым изгибом Тобола на почти уже законченной картине, когда наконец проснулась модель. Поцеловав девушку, ощутил, что дурные воспоминания о пережитом недавно, вернулись к ней.