Александр Михайловский - Великий канцлер

– Товагищ Одинцов, – картавя чуть больше обычного, заявил Ильич, – зачем тут этот человек? Неужели вы думаете, что мы не поняли всех ваших уггоз и посулов, и без пгиставленного к голове пистолета не способны пгодуктивно габотать?

– Нет, товарищ Ленин, – усмехнувшись, ответил канцлер, – я так не думаю. Евгений Петрович необходим во время этого обсуждения. Во-первых – потому, что он, так же как и я, сочувствует всем вашим устремлениям, за исключением низвержения самодержавия Романовых и полного разрушения государства. Во-вторых – из-за того, что крупная буржуазия и ее прихвостни так просто вашим инспекторам не сдадутся. Тут будут и попытки подкупа, и угрозы, и, возможно, даже убийства. Вы не хуже меня знаете, как звереет капитал, когда думает, что хоть что-то угрожает его прибылям. Так вот – поскольку это озверение несет угрозу безопасности империи, в задачу службы имперской безопасности (а если конкретно, то подчиненных господина Мартынова) входит приведение озверевших к общему знаменателю. Это когда они, несчастные, выбритые на полголовы, звеня кандалами, на десять лет отправятся в далекую страшную Сибирь, а все их имущество будет конфисковано в доход государства. Ну и ваши инспектора, конечно. О них тоже требуется позаботиться подобным образом, точнее о тех из них, которые возьмут у хозяев заводов, газет, пароходов на лапу и не доложат об этом по начальству… Думаю, что несколько подобных случаев того и другого рода, широчайшим образом распубликованные в прессе, приведут к тому, что ваша система по охране прав трудящихся заработает как швейцарские часы…

– Да… – покачал головой Ильич, – жестокий вы человек, товарищ Одинцов, а еще меня и моего брата обзывали мерзавцами. Невинных буржуа, нежных, как хорошо откормленные каплуны – и сразу на каторгу…

– «Невинный буржуа», уважаемый Владимир Ильич, – под общие смешки произнес полковник Мартынов, – это такой же оксюморон, как «жареный лед». Работая над расчисткой военных заказов от казнокрадов и коррупционеров, сколько таких «невинных» буржуа мы уже пропустили через свою мясорубку, отправив по дальнему этапу на Сахалин! И вот ведь что интересно – у каждого из этих «невинных» к рукам прилипли государственные деньги, которые по копеечке были собраны с нашего и так не богатого народа. Думаю, что и ваши клиенты так же никуда от нас не денутся. Воровать у собственных рабочих так же нехорошо, как и воровать у государства.

– Гм, товарищ Мартынов, – недоверчиво произнес Ильич, – неужели вы пойдете против представителей своего класса и будете сажать их в тюрьму только для того, чтобы защитить рабочих от разных несправедливостей?

– А почему нет? – пожал плечами Мартынов, – к моему служилому сословию – заметьте, сословию, а не классу – принадлежат только люди, которые верой и правдой служат Отечеству и Государю. Своими мы признаем тех, кто водит в атаку полки и корпит над делами в присутствиях, а также классово близких нам сельских учителей и земских врачей, которые изо всех сил бьются против опутавших Россию всяческих неустройств. С владельцами заводов, газет, пароходов у меня и моих товарищей нет ничего общего. Любой из нас, кто спутает частный интерес с государственным, немедленно будет уволен со службы, после чего на общих основаниях отдан под трибунал.

– Ладно-ладно, – замахал руками Ильич, – мы вас поняли и надеемся, что вы действительно будете так безжалостны с нашими общими врагами, как обещаете. Но я до сих пор не понимаю – ЗАЧЕМ ВАМ ВСЕ ЭТО?! Ведь вы и так достигли всего, о чем только может мечтать человек. Один из вас получил царицу в жены, другие стали подле трона так плотно, что не пробиться, третьи из нижних чинов одним махом выбились в господа офицеры… Зачем при всем этом вам еще и социалистическая революция, улучшение условий жизни рабочего класса и крестьянства и прочий социальный прогресс? И самое главное – зачем это императрице, которая в шелках родилась и в дворцах среди серебра-золота росла?

– Вас, товарищ Ленин, – хмыкнул полковник Мартынов, – мама тоже не в хлеву на соломе рожала. И присутствующий тут Савва Тимофеевич тоже не из босяков произошел. Морозовы – это, как-никак, одна из богатейших купеческих фамилий. Если у человека есть совесть, то, вне зависимости от происхождения, при виде несправедливости она гонит его на баррикады. Правда, эти люди с горящей совестью не всегда знают, что им делать, и поэтому пускаются во все тяжкие, – но это не наш случай. Мы знаем, что и как нужно делать для устранения этой несправедливости, и, кроме того, нам обидно за державу, а значит, мы не будем взрывать все до основания, чтобы потом кто-то и что-то построил на руинах, а вместо того медленно и планомерно станем прогибать этот несовершенный и неподатливый мир под себя. И матушка-императрица Ольга Александровна, и ее брат Михаил были как раз из тех, у которых совесть горит, а что в таком случае следует делать, они не знают. Мы поделились с ними своими знаниями и опытом, ну а дальнейшее вы уже знаете. И если кто-то думает, что главным было взять власть, то он жестоко ошибается. Главное у нас еще впереди…

После этих слов полковника Мартынова товарищи Коба и Красин, а также Савва Морозов, видимо, найдя в них нечто созвучное собственным мыслям, немного вразнобой кивнули, но вот Ильич не получил от этих объяснений полного удовлетворения. Пожав плечами, он снова кинулся в бой.

– И все-таки, товарищ Одинцов, – сказал он, – я совершенно не понимаю, как вам удалось уговорить императрицу Ольгу на ваш крайне безумный имперско-социалистический проект. Ее брат Николай, как и прочие члены этой семейки, был совершенно глух к народным страданиям и все на стоны умирающих от голода мужиков он обращал не больше внимания, чем на зудение лесных комаров. Посланные им люди специально гноили миллионы пудов зерна, собранных разными доброхотами из прогрессивной общественности, в то время как в голодающих от недорода губерниях мужики мерли как мухи.

На эти слова глухо, как эхо из бочки, отозвался полковник Мартынов.

– Полковник Вендрих, – сказал он, – который, как вы выразились, специально сгноил предназначенное для голодающих зерно, уже арестован нашей службой и дал признательные показания. Только судить его можно лишь за преступную халатность, а еще за врожденное слабоумие и самонадеянность, но уложение о наказаниях пока не предусматривает воздаяние за эти преступления. Единственное, что мы можем рекомендовать Ее Императорскому Величеству – это уволить этого человека со службы без мундира и пенсии, с запрещением жить в столичных и губернских городах…

– Но все же, – упрямо набычился Ильич, – вы так и не сказали, почему вы считаете, что абсолютно все ваши планы найдут поддержку у правящей царской камарильи? Ведь невозможно же представить, чтобы дочь царя-угнетателя, жестокого ретрограда и держиморды, всерьез решила установить в своей вотчине социализм…