Александр Михайловский - Великий канцлер

Но по большому счету все это было не более чем стрельба из пушек по давно улетевшим воробьям. Разгром националистического шведско-финского подполья можно было считать состоявшимся фактом, дальнейшую работу в этом направлении предстояло проводить новоорганизованным территориальным органам СИБ уже в текущем режиме. Едва какой-нибудь сторонник шведско-финской национальной исключительности поднимет голову, как его сразу, голубчика, за цугундер – и в путешествие по следам Бременских музыкантов, то есть в далекую Сибирь. А то взяли моду – шведских шпионов высылать в Швецию, как того же маннергеймовского брата Карлушу… Да от такой инновации в деле обеспечения государственной безопасности куры с насестов валятся от хохота как подстреленные.

Но это все вопрос вполне решаемый, гораздо сложнее дело обстояло с левым флангом оппозиционного политикума. Борцов за права рабочего класса нельзя вымести из Финляндии так же просто, как и нациков. И непросто тоже нельзя. Если уж императрица Ольга вполне сочувственно относится к борьбе русских рабочих за свои права, то почему она должна делать исключения для финнов? Ведь Финляндия является неотъемлемой частью Российской Империи – следовательно, и законы о труде в ней должны быть такими же, как и на остальной территории государства… Объясняться с означенными борцами полковник Баев отправился лично, взяв с собой в качестве верительных грамот молодого Кобу. Это ему тоже своего рода университеты: век живи, век учись. Ну и заодно пришлось запастись рекомендательным письмецом от товарища Ленина. Местные эсдеки – это, конечно, и не большевики, и не меньшевики, а нечто среднее: ни рыба ни мясо; но с Ильичом они, по крайней мере, не в контрах.

Продвигаясь по улицам Гельсингфорса в сопровождении четырех вооруженных до зубов штурмовиков, полковник Баев разъяснял Кобе «политику партии».

– Понимаешь, генацвале, – говорил он, – националисты, какие бы они ни были: шведские, финские, украинские, грузинские или армянские – это всегда зло, причем даже не столько для окружающих соседей, сколько для собственного народа. Ненависть к соседям иссушает и истощает, и к тому же противоречит пролетарскому интернационализму – что делает невозможным союз между большевиками и националистами…

– А вы, русские, – спросил Коба, – вы ведь тоже так любите свою Россию, что вас тоже можно считать русскими националистами?

– Э нет, товарищ Коба, – покачал головой полковник Баев, – любовь к своей стране и своему народу и ненависть к другим народам и государствам – это очень разные вещи. Мы, русские, скорее, шовинисты, с эпитетом «великодержавные» – и готовы поделиться этой великодержавностью со всеми народами, которые разделяют с нами это государство. Вот ваш земляк, герой Бородинской битвы Багратион, говорил, что лучше быть русским генералом, чем грузинским князем. Так он и вошел в бессмертие наряду со многими и многими положившими конец европейской гегемонии Наполеона.

В ответ Коба пожал плечами и сказал:

– А вот товарищ Ленин считает ваш великодержавный шовинизм, как он говорит, явлением архивредным и архиопасным, а вашу империю – тюрьмой народов. Вот и товарищи финны попытались совершить из вашей тюрьмы побег, а вы их силой вернули обратно в камеру, да еще и попутно наглумились над самым дорогим, что у них есть.

– Ага, – криво усмехнувшись, пробормотал Баев, – над их шведскими господами…

– Что вы сказали, товарищ Баев? – переспросил не расслышавший Коба.

– Я сказал, – ответил полковник имперской безопасности, – что подавляющая часть участников и организаторов только что подавленного мятежа – никакие не финны, а самые настоящие шведы, угнетавшие финнов пятьсот последних лет. Только при Империи финны начали обретать равноправие со шведами, ведь еще пятьдесят лет назад им было запрещено говорить на своем языке, а все документы записывались только на шведском. Так что еще непонятно, кто бежал и куда. Вы думаете, финнам будет приятно, если верхушка повстанцев отдала Великое княжество Финляндское в шведские вассалы? Впрочем, товарищ Сталин, когда стал вождем первого в мире государства рабочих и крестьян, тоже стал шовинистом – быть может, и не великорусским, но уж точно советским, а разница между этими двумя понятиями для меня лично совершенно незначительна.

– Я знаю об этом человеке, – тихо сказал Коба, – и пока он меня пугает. Хотя, быть может, он и прав, ведь ему удалось построить то самое справедливое бесклассовое общество, к которому революционеры стремились испокон веков…

– Он был прав в целях, – кивнул Баев, – а ошибался в методах… Впрочем, товарищ Коба, кажется, мы пришли. Если я не ошибаюсь, то редакция социал-демократического журнала «Рабочий» расположена именно в этом доме. А вот и пост морской пехоты, который я распорядился выставить, чтобы ретивые армейцы кого-нибудь случайно не арестовали. Интересно, как встретят нас обитатели сего места?

А обитатели этого места находились в состоянии полного мандража. Когда у дверей редакции встал десяток до зубов вооруженных головорезов в пятнистых мундирах, тельняшках, коротких сапогах гармошкой и залихвастски надвинутыми на одно ухо черными беретами, сотрудники редакции уже было решили, что сейчас их будут арестовывать и бросать к казематы Свеаборга. Но время шло, а вооруженные люди, о которых уже по всему миру разошлась леденящая слава, не только никого не арестовали, но и даже не препятствовали приходу и уходу посетителей и самих сотрудников редакции. Зато когда в редакцию попытались ворваться самые обычные русские солдаты, пятнистые заступили им дорогу и вежливо посоветовали прогуляться в другое место. Очевидно, в русской армии пятнистых тоже побаивались, потому что армейский офицер тут же увел своих людей, несмотря на то, что у пятнистых старшим в команде был всего лишь унтер-офицер. После того случая у всех отлегло, но, видимо, зря…

И вот открывается дверь и в редакцию вваливается полковник в черном мундире, выдающем его принадлежность к новой Тайной Канцелярии. Не самый приятный гость. Уж лучше бы на огонек сюда заглянул сам Сатана, а не сотрудник имперской безопасности (которая, в общем-то, организация молодая, но оттого не перестающая быть до крайности жуткой и опасной) а уж социал-демократам, пусть даже три раза легальным, встречаться с этим человеком и вовсе не с руки. Но он уже здесь – и с этим ничего не поделать, и от этого руки у редакторов и прочих сотрудников журнала непроизвольно тянутся вверх.

– Отставить поднимать руки, – рявкает пришелец в черном, – это не арест.

Члены редакции медленно опускают руки, и в этот момент в дверь заходит еще один визитер, одетый как приличный господин вышесреднего класса.