Александр Михайловский - Великий канцлер

Первые же социальные шаги нового правительства в Петербурге несколько дезориентировали этих людей, и теперь они не знали, чего им надо. То ли они хотят полного отделения Финляндии от России (вследствие чего, безусловно, наступят некоторые европейские свободы, но Финляндия надолго окажется во власти правых националистов), то ли им желательно полное присоединение Великого княжества Финляндского к территории России, чтобы и на ее территории начали действовать российские социальные законы и программы. Красная гвардия в рабочих районах, конечно, еще не формировалась, но и поддержки слева радикалам ждать не следовало.

И в то же время, когда над Гельсингфорсом уже сгущался вечерний мрак, в военно-морскую базу зашли прибывшие из Кронштадта три русских броненосца: «Император Александр III», «Бородино» и «Князь Суворов», а также более десятка транспортных пароходов, на которые находились войска. В основном это были части столичного гарнизона во время мятежа Владимировичей попытавшиеся отсидеться за фиговым листком нейтралитета. Прощение императрицы требовалось еще заслужить, и этой службой должно было стать подавление мятежа финско-шведских националистов в ВКФ. Выгружались солдаты уже под полным покровом темноты, тем более что по городу уже ходили намеренно пущенные слухи, о том, что пароходы присланы для эвакуации из Финляндии всего русского населения.

В результате митинг на Сенатской площади разгорелся с новой силой; там уже праздновали завтрашнюю победу. Правда, и Маннергейм тоже был пока ни сном ни духом о прибывающих войсках. Об этом его просто не предупредили, не желая доверять абсолютно секретные сведения человеку с неподтвержденной лояльностью. Этим парадом командовал полковник имперской безопасности Баев, которому императрица дала прямо-таки диктаторские полномочия, чтобы в ходе грядущих событий не пострадали не только ее брат и племянницы, но и вообще русскоязычное население. Время великого усмирителя фон Плеве (если он вообще понадобится) придет потом, а пока требовалось плеснуть на раскаленные угли холодной водичкой.

Вроде бы по первому времени происходящее вполне соответствовало ожиданиям мятежников. Всю ночь по городу вышагивали сильные патрули вооруженных винтовками матросов, которые извлекали из своих квартир семьи русских инженеров, чиновников и гимназических учителей, сопровождая тех на территорию русской военно-морской базы на острове Катаянокка. В случае если бы кто-нибудь попытался чинить препятствия процессу эвакуации, матросам и старшим патрульных команд дозволялось без ограничений применять оружие на поражение. И в городе об этом знали. Возможно, потому-то всех, кого надо, из опасных районов удалось вывести почти без выстрелов и без ненужных потерь. В некоторых случаях вместе с русскими уходили и их соседи, и коллеги других национальностей. Ведь, дорвавшиеся до власти, бабуины обратят свой гнев не только на «оккупантов», но и на их предполагаемых «пособников» из местных.

На железнодорожный вокзал, в связи с его особой ценностью, полковник Баев послал роту морской пехоты. Задача – взять объект под охрану и удерживать его до тех пор, пока не минет надобность. Лейтенант Эльснер, конечно, не был столь брутален, как молодой Дроздовский, но службу знал на «отлично» и к местным аборигенам, решившим побунтовать против государыни-императрицы и своего великого князя, относился с брезгливым презрением. Сами же морские пехотинцы, экипированные и вооруженные по-боевому, с раскрашенными лицами, при пулеметах Мадсена, штурмовых кинжалах-бебутах, саперных лопатках и разгрузках, заполненных пулеметными магазинами и винтовочными обоймами, для местных выглядят настолько угрожающе, что с ними просто опасаются связываться. Рота морской пехоты, встреченная на улице, для одиночных хулиганов – просто страшно, а наваливаться толпой команды пока не было. Да если бы и навалились, то не беда: Мадсены в ближнем бою тоже способны творить чудеса (особенно если у противника в руках только револьверы или браунинги, только недавно вошедшие в моду у разных революционеров).

Главари мятежа рассчитывали, что русские, испугавшись их решительности и не желая проливать кровь, сами очистят для них город, так что останется только прийти и владеть брошенной на произвол судьбы страной. И вот ведь он, Великокняжеский дворец – от Сенатской площади до него, что называется, рукой подать. Стоит двинуться на него толпой, сминая реденькую цепочку матросов (которые, конечно же, не посмеют применить свое оружие) – и тогда у свергнутого русского царя не останется иного выхода, кроме как бежать или погибнуть. Но применять силу рано; быть может, все еще обойдется и без крови… Так что пока только кое-где финские мальчишки из подворотен без всякой команды обкидывали ненавистных рюсся камнями, а старшие патрульных команд отгоняют хулиганов револьверными выстрелами. Так появились первые жертвы мятежа: на русской стороне – с разбитыми головами, на финской – подстреленные затупленными нагановскими пулями (насмерть и не очень). Но все это были только цветочки, ягодкам, как считали обе стороны, предстояло появиться только наутро.

Эта редкая одиночная стрельба в ночи создавала у наблюдающих за происходящим Николая Второго и членов его семейства ощущение какой-то беспричинной тревоги. А тут еще и близость Сенатской площади со скачущими по ней вдохновленными свободой бабуинами. Стоя у окна своего дворца, Великий князь Финляндский смотрел, как морские пехотинцы сноровисто возводят из мешков с песком укрепления-блокпосты с установленными внутри десантными пушками Барановского и станковыми пулеметами «максим», установленными на раздвижных треногах. Полковник Новиков решил не заморачиваться разработкой колесного станка Соколова для станковых пулеметов, ибо тот станок весит сорок пять килограмм и требует для переноски двух бойцов, тренога же имеет вес в восемнадцать килограмм и переносится одним солдатом. Собственно, для мятежников все эти тонкости были по барабану, ибо попытка штурма дворца мятежной толпой должна была обернуться для них кровавой безумной мясорубкой.

Но все обошлось. Этой ночью мятежники и не собирались штурмовать великокняжеский дворец, ибо «поторапливать» уходящих русских оккупантов они собирались не ранее чем утром… Тем более что основная массовка вечером разошлась по домам, а митинговать у костров на сенатской площади остались только самые стойкие или безумные (по григорианскому календарю было уже двадцать девятое сентября и ночи отличались достаточно низкими температурами). Тем временем у причалов военной базы с пароходов разгружались войска – сойдя на берег, солдаты или собирались в штурмовые колонны, или грузились на миноносцы, чтобы высадиться на побережье Гуммельского залива, в заливе Талэ (в окрестностях сахарного завода) и в заливе Вантаа. После осуществления этих обходных малых десантов Гельсингфорс превратится в огромную мышеловку, куда уже влезла практически вся верхушка радикальной шведско-финской оппозиции.