Олег Дивов - Поворот рек истории

– Хорошо, я скажу. Первым делом мы разобьем большевиков.

– Что насчет Ленина?

– Он ключевой инструмент Инвестиционного клуба, знает их секреты и планы. Так что мы обязательно изучим его голову – этим займется кто-то из вас. Не хочу мараться. Потом выгоним интервентов. Сегуна Семенова и его главных изуверов – Унгерна, Калмыкова и Тирбаха – казним.

– Вы так всех казачьих атаманов перебьете, – заметил Каппель.

– Революция пожирает своих детей, а контрреволюция – своих, – безразлично пожала плечами великая княжна. – Кстати, попутно я поручу Черной гвардии выследить и убить мальчика Митю. Мы не можем позволить Залесскому жить.

– Но ведь именно он срежиссировал вашу победу, – поразился генерал. – Ему, фактически, мы обязаны образованием Черной гвардии.

– В отличие от вас, я не чувствую к нему благодарности, – заметила девушка. – Кондратам Витольдович – великий махинатор, но всю свою жизнь он был диким зверем, а не человеком. Помните, когда в Тибете на него напали бандиты, он убил и ранил нескольких из них, а остальные бежали? Тех, что остались – еще живых или уже мертвых, безо всякого различия, – он подвешивал на дереве и отрабатывал сабельные удары. Когда очередной «манекен» приходил в негодность, он его менял на новый… Мне достались его воспоминания и его мышечная память. Благодаря этому изуверу я знаю, как правильно рубить людей. И вы тоже знаете, ведь, подобно мне, носите его воспоминания. Так что вам ли не знать, как он опасен? Он легко может повернуться против нас, и тогда уже нам несдобровать.

– Допустим… – понуро кивнул Каппель. – А после всего этого?

– Будет что-то вроде учредительного собрания или земского собора. Только со специально отобранными и проверенными делегатами. Потому что если пустить дело на самотек, как все прошлые разы, то опять на первом же заседании начнут петь «Интернационал» и провозгласят социализм.

– Тогда караул точно устанет.

– В этот раз в карауле будете вы – Черная гвардия.

– Что ж… С удовольствием.

Татьяна Николаевна вздохнула:

– Монархию, в том или ином варианте, восстановим, но дальше, конечно, будет самое сложное. Непредрешенчество закончится. Придется определяться, что делать с землей. Возвращать прежним владельцам или признать черный передел – что бы мы ни выбрали, это опять расколет общество, а новая гражданская война нам не нужна.

– Тогда что?

– В приоритетном порядке землю получат те, кто проливал кровь за Белое движение или помогал деньгами нашему делу. Далее, часть земли отойдет государству. На этой земле будут организованы сельскохозяйственные коммуны – наподобие кибуцев, которые иудеи сейчас организуют в Палестине, только мы применим экстенсивную обработку земли с помощью всех современных аграрных новшеств и сельскохозяйственной техники – тракторы, комбайны, сенокосилки и прочее. Только плановое хозяйствование даст нам зерно в первые послевоенные годы.

– Это красные головы так влияют?

– Это логика так влияет. Крестьяне получили сейчас почти что всю землю, и знаете что? Опять не хватает. Экстенсивная обработка земли дедовскими методами зашла в тупик. Продолжение земельных реформ Столыпина в каком-то виде состоится точно. Во всем этом я огромные надежды возлагаю на Черную гвардию – что вы, как и обещаете, станете моими агрономами, управленцами, конструкторами, инженерами и устроителями новых промышленных предприятий. Я очень рассчитываю, что благодаря вашей преданности и навыкам вы хотя бы частично замените мне управленческую элиту на первые два десятилетия моего правления, пока не взойдут посевы новых управленцев и гражданских специалистов… Что скажете, Владимир Оскарович?

– Ну и задачу вы поставили, Татьяна Николаевна… – покачал головой Каппель. – Но мы русские офицеры, и нам не привыкать. Так что не подведем.

Великая княжна обняла его от всей души. Их головы соединились, и в то же мгновение – через зацепление разумов – он почувствовал, какую тяжесть она носила на душе последние месяцы и как он снял эту тяжесть сегодня. Каппель обнял великую княжну в ответ. Он верил, вместе они преодолеют все невзгоды и – с Божьей помощью – победят…

Зима выдалась суровой. Почти двадцать тысяч красноармейцев, бежавших из белой России вместе с семьями, высадились на берегу немецкого острова Рюген. С Балтики дул холодный сырой ветер, заметала вьюга. Не хватало теплой одежды, палаток, еды и лекарств – из советского лагеря на кладбище каждый день относили новые тела.

Лейба Давидович Троцкий, оставшийся единственным лидером красноэмиграции после того, как Черная гвардия ликвидировала Ленина, Сталина, Каменева, Зиновьева и прочих, возглавлял теперь советское правительство в изгнании, найдя временный приют в городке Берген. Перед самым отъездом в Мексику он писал:

«Да будут навек прокляты политические проститутки и идейные импотенты, которые своим непередаваемым идиотизмом и выдающейся посредственностью прокряхтели великую Страну Советов, так что теперь холуи царизма пляшут на ее костях, да еще и на весь мир похваляются своими якобы успехами в возрождении промышленности и сельского хозяйства. Гореть вам всем в аду…»

Лейба Давидович перечитал написанное, грязно выругался, вырвал листок из блокнота, разодрал на клочки и кинул в камин. Затем пнул письменный стол и пошел курить на улицу. Зла на них не хватает. Пролетарской классовой ненависти. Дебилы. Головы бы им расколотить. Такую страну прошляпили. Мировую революцию коту под хвост пустили! Мировую… революцию…

Затрясшись от беззвучных рыданий, Лейба Давидович опустился на пол у двери и обхватил колени руками. Мутные злые слезы катились по его небритым щекам.

Настасья Константиновна сидела под зеленым матерчатым абажуром в моей тесноватой приемной, тиская одну бледную и тонкую кисть другою. Милочка была одета как всегда скромно, не в пример нашим нынешним модницам, которые, стоило только кончиться войне, пустились во всю прыть рядиться в обувь из крокодильей кожи, широкополые шляпы да шелка. Большинство из этих дам, юных и не первой молодости, приняли манеру слишком высоко обрезать подолы, так что предвзятым взорам открывались их ажурные чулки. Я не знаток женских нарядов и не полагаю себя ханжой и изувером, но пребываю в постоянной и неискоренимой уверенности в том, что женский подол должен закрывать собой по крайней мере верхнюю часть голени. Нет-нет! Я не призываю нынешних дам закрывать всю голень! Ни в коем случае! Я не филистер какой-нибудь и имею достаточное разумение, а потому полагаю так: подол, будь он узок или широк, закрыв лодыжки и достигнув в длине своей пряжек обуви, станет цепляться за оные, тем самым мешая даме вскочить на подножку вагона конножелезной дороги или нажимать ногами на рычаги какого-нибудь «Альфа-Ромео» или «Майбаха», чей кузов выкрашен розовой краской, труба немилосердно чадит серым дымом, а двигатель ревет, как цирковой слон. Ах, я не стану рассуждать о манере нынешних дам красить подобной же розовой или даже алой краской собственные губы. Длившаяся едва ли не десятилетие, война огрубила нравы. Сделала манеры слишком прямолинейными и фривольными. Дамы, получившие даже самое изысканное воспитание, приобрели солдатские привычки. Курение папирос и трубок, все эти галифе, полуталифе, скрипучие портупеи, папахи, островерхие войлочные шлемы и башлыки – есть следствия сидения в окопах и участия в лихих кавалерийских рейдах. Впрочем, штабная работа тоже не для дам. Дамам больше подходят струящиеся шелка, узконосые туфельки на тонком каблуке, наборные пояса, горжетки, катание на лодках под луной. Лучшее занятие для дамы – надзор за правильным вскармливанием младенцев, но не ночная разведка в тылах армий Троцкого или какого-нибудь Тухачевского, не к ночи будь помянуты. Да мало ли чем может занять себя хорошо воспитанная и достаточно образованная женщина? Вот Настасья Константиновна, например, стенографирует и отлично печатает на машинке, а ведь именно ее мне аттестовали поначалу, как разведчицу. Нынче, как и в минувшие две недели, милочка является ко мне засветло, ждет с карандашом и блокнотом наготове. Стенографирование, чем не занятие для добропорядочной девушки, будущей жены и матери?