Владимир Семибратов - Попаданец в юбке. Из инструкторов аэроклуба в лётчики-истребители Великой Отечественной войны [СИ]

Оставили ее в той летной части, куда их По-2 с пакетом приземлился, на том же связнике и механика дали – Федю Решетова. Нравилась она ему очень. Как сестренка была. Правда? Даже сено под брезент ей в первую ночь положил, чтобы спать было помягче.

— Машка, ты откуда все знаешь? — глаза Михаила вылезли на лоб. — Этого же в письме не было. Ты что, мне в компьютер влезла? Так и там нет. Я все на флешку скинул и с собой таскал. Гипнотизер, что ли, звонил тебе под Смоленск? Так он номер твой не знает. Ты же перед отъездом другую симку взяла. Еще версии есть – откуда?

Маша вновь загадочно улыбнулась.

Михаил вдруг побледнел:

— Машка, да у тебя же волосы не крашеные – седые!

— Да, Мишенька, седые и вот еще, — на компьютерный стол легли документы и обе награды. Маша сдвинула халат. — Это от двух ранений. Под Москвой и под Сталинградом. 418 дней там пробыла со 2 июля 1941 по 23 сентября 1942 года, 12 немцев сбила. Вернулась случайно. Мы в тот район под Смоленск к партизанам полетели и нас шальной «мессер» над озером сбил. Штурман Кравченко Юрий Борисович из Чкалова, сразу погиб. Да, да, это Витя теперь, а я с парашютом прыгнула и опять в дыру попала. Вот так и вернулась в ту же дату, из которой ушла. Во 2 июля 2007 года, только на два часа позже. Все.

— Машка!

Михаил обнял сестренку.

— Ты почему в тыл с беженцами не ушла? Зачем воевать полезла? Тебя же убить могли!

— Да, вот, не ушла, — вздохнула Маша. — Почему – потом расскажу. Сейчас не это главное.

— Правильно, не это, — согласился Михаил. — Завтра же в больницу пойдешь! Пусть тебя обследуют, после двух ранений лишним не будет. Мало ли что! Но это завтра, а сегодня, о том, что случилось папе и маме ни слова. Сама понимаешь, что будет? Родителей беречь надо. А все это, — он указал на документы и награды, — еще что есть?

— Есть: форма, комбез, шлем, унты. Пистолет в озере утопили.

— Правильно, проблем меньше. Так вот – все это спрячем. Голову сейчас же покрасим, к вечеру высохнет. А вот швы?

— Правильно мыслишь, Мишенька, — прервала Маша брата. Сама так поступить хотела, но тут не та ситуация. Все маме и папе рассказать придется. Я не одна вернулась, со мной еще пять человек. Мой штурман Аня, на ночниках вместе летали. Её по ранению списали, без ноги осталась, на протезе ходит, мама ее – Надежда Васильевна, братик Артем и приемный сын Гришенька. Его Аня с мужем, моим ведомым Васей Беляевым, он тоже здесь, усыновили. Сирота, родители погибли, а мы его с Аней спасли с поля боя вывезли. Они меня погибшей считали, на то озеро поехали уже после войны в 1946 году на поминки и к нам через портал попали. Только днем позже – 3 июля. Я их к нам привезла в бабушкину и дедушкину квартиру. Дыра эта временная, она же не машина времени, куда надо не доставит. Здесь теперь останутся. А насчет больницы, спасибо за заботу, но там мне делать нечего. Я перед отправкой на фронт 23 дня назад медкомиссию проходила, а до этого два месяца в госпитале и в отпуске на долечивании была. Так что здоровая, как бык. Да, да здоровая, не спорь. И, потом, что я врачам скажу? Правду? Знаешь в какую меня тогда больницу отправят? А если копнут поглубже? У меня же осколочные ранения и я, заметь, не с Северного Кавказа вернулась, а из-под Смоленска. Так что неприятностей будет выше крыши, если я вдруг от этого лечиться вздумаю. Но на будущее, чтобы проблем не иметь, мне Лиля, наш врач, справку выписала, что я вроде как во время экспедиции на старую колючую проволоку напоролась и вся изрезалась, а она мне амбулаторно в полевых условиях швы наложила без обращения в медучреждение. Просто и правдоподобно. Никто цепляться не станет. Таков расклад ситуации.

Михаил долго молчал, а потом внимательно посмотрел на Машу.

— Все, что от меня зависит, сделаю, но только, Машенька, ты волосы все-таки покрась, а то, как старуха седая.

— А я и есть старуха, — Маша рассмеялась. — Была я тебя на год старше, а теперь на год и 418 дней, вот так-то!

Первая ночь дома. Кровать мягкая-мягкая, простыня белая-белая, одеяло махровое. Луна в окошко светит: хорошо. Не то, что на лежанке в землянке. Мама, папа, братик, а за стеной Анечка и не одна, а со всеми. Какая же я счастливая. Спать надо, а сна нет, глаза закрою и весь день сегодняшний, как на ладони. Приехала, Аню заселила, с Мишкой поговорила, а потом, а потом мама с папой с дачи вернулись. Больше всего этого разговора боялась. Как начать не знала. А мама будто почувствовала.

— Что случилось, Машенька?

Рассказала. Документы, форму, награды показала. Думала, буря будет. Да нет, вроде все нормально прошло. Только мама долго целовала, обнимала, бок раненый гладила. А потом к Анечке пошли знакомиться. Долго за полночь засиделись, о многом поговорить пришлось. На лоджию с Аней вышли, на город очной смотрели. Понравилось ей. Этаж девятый, далеко, как с самолета, видно. Экстрасенсом, кстати, как и я, Аня оказалась. Еще до отъезда чувствовала, что назад не вернется и медаль «За отвагу» с собой взяла. Единственная память о том времени. Васька сначала немного недоволен был. Он же свои награды там оставил, а потом сказал, что Аня – его самая большая награда и ему другого не надо.

— Ладно, спать пора, половина второго уже, завтра дел полно, — Маша сладко зевнула. А вдруг «мессер» приснится. Опять с ним в лобовой бодаться. А, ну и пусть снится. Пусть хоть вдребезги разнесет во сне. Я его сбила, не он меня, он отвернул.

Но не приснился в ту ночь «Мессершмитт» Маше, ни в ту, никогда больше не было у нее военных кошмаров. Не сверкали в ее снах трассеры, не рвались бомбы, не выли в ночном небе «мессера», и она больше не шла в лобовую атаку на истребителе и не просыпалась в холодном поту. А снилось ей в ту ночь звездное небо с полной луной и яркий лунный луч, по которому шли они вместе с Аней и Аня показывала ей созвездия. Вот Вега, вот Денеб, вот Альтаир. А это Андромеда, а вот Пегас. А там у самого горизонта – Кит. И, далеко на западе не гремела канонада и не сверкали осветительные ракеты. И Маша, как и Аня, была в летнем платье, и у нее на поясе не висела кобура с пистолетом. Война для нее закончилась.

— «Ворона», «Ворона», на посадку, — услышала Маша в ларингофоне голос РП.

— «Ворона»! Вас поняла, захожу на посадку.

По-2 коснулся земли и, погасив скорость, замер в конце полосы. Маша обернулась к Ане

— Ну как?

— Как всегда, высший класс, — улыбнулась Аня и, отстегнув ремни, вылезла из кабины.

— А я что сижу? — Маша последовала за ней. — Ой, знакомая картина. Где же я ее видела? Где?

По летному полю шел Виктор, ведя за ручки Женечку и Катюшку.

А ну да, вспомнила – на войне. Перед своим первым боевым вылетом увидела будущее и поняла, что вернусь. И вот оно это будущее наступило. А как давно это было? Пять лет прошло. Тридцать мне уже, а с войной – тридцать один и Ане тридцать, а вообще – девяносто. Она же в 1922 году родилась. Смешно. А что за эти пять лет было? Аня институт закончила, астрономию ведет в школе. Детки у меня родились, доченьки две и у Ани два сына. Гришенька братиками обзавелся. Хватит нам деток, не будем больше. Мишка женился, дочка у него. Тема в мединститут поступил, хочет ногу Анечке отрастить. Пусть старается, нужно это людям. Надежда Васильевна на пенсию пошла, но работает еще. Васька инструктором аэроклуба, как и я, стал. Жильем мы новым с Витей обзавелись. В коттеджном поселке домик у нас. Тесно большой семьей в «двушке» жить. А рядом Аня с Васькой построились, им-то еще теснее было. Кредит взяли и построились. Мишка с кредитом помог. Рассчитались уже, крепко на ноги встали. Пусть у них все хорошо будет. А еще что было? На Канары недавно все вместе ездили. Аня с семейством впервые океан увидели.