Владимир Поселягин - Я попал [litres]

Задерживаться мы не стали. Грузовик шёл предпоследним, а замыкал колонну японец. Он уже заработал баллов на многобашенный танк пятого уровня, но я его пока не приобретал, летуны улетят к себе, тогда и куплю. Вообще мы снова двигались к Варшаве, но на самом деле маршрут мой проложен ещё на десять километров, там будет поворот, и, проехав следующие шестьдесят километров, мы окажемся у ещё одного аэродрома. Вот там нас не должны ждать. Ведь аэродром этот не военный, а гражданский. Однако всё равно немецкий, и захватить там самолёт вполне возможно. Однако мы проехали всего километров пять, когда вдруг мой головной танк, всё тот же немец, встал. По моему приказу, естественно, я же им дистанционно управлял. Из-за дальнего поворота навстречу выехала легковушка, над которой был поднят белый флаг. Сказать, что я удивился, значит ничего не сказать. Переговоры… Хм, и о чём нам говорить?

Колонна встала в двухстах метрах от головного танка. Мой же тяж покинул колонну и, ускорившись, направился дальше. Летуны выглядывали из машины, наблюдая, как мои танки взяли их в коробочку, чтобы снарядом не попало или пулей какой шальной, прикрыли бортами. Это опасно, Тарасов может подняться на ближайший танк, чтобы переговорить, а там никого. К счастью, дверь он открыл, чтобы встать на подножку и осмотреться, но из машины не стал вылезать. Я с облегчением выдохнул. Иначе пришлось бы танки медленным ходом вперёд пустить, чтобы акробатические трюки не исполнял. Что же делать? Нужен переговорщик, я один у себя в группе, на лётчиков это не возложишь, придётся самому идти. Снайперов вроде нет, красные точки только в двух километрах имеются, вблизи никого. Ладно, рискнём.

Остановив тяж около немца, я демонстративно поводил стволом орудия, и легковушка остановилась. Из неё вышли офицер и некто в гражданском костюме, с портфелем в одной руке и небольшой белой тряпицей в другой. Он-то и направился в мою сторону. Вздохнув, я достал платок из кармана и держа его на вытянутой руке, чтобы было хорошо видно, пошёл навстречу. Летуны за спиной с интересом за этим наблюдали.

Гражданский оказался переводчиком, как я поначалу и подумал, так как заговорил на русском. С почти неуловимым акцентом. Он представился и представил своего спутника – майора.

– Не трудитесь, я говорю на немецком. На польском, впрочем, тоже. Судя по уровню языка, вы русский, но редко практикуетесь в родном языке. Русский, что пошёл служить немцам, не так ли?

– Всё верно. Только я поляк и работаю в администрации губернатора в Варшаве.

– Ну хоть так. Выкладывайте, я хочу знать, что вам нужно. Замедлить моё продвижение, пока ваши новую оборону впереди строят? Можете не стараться, я её всё равно без потерь снесу.

– Именно это и нежелательно. Меня от имени гражданского правления столицы попросили уговорить вас не атаковать город. Это приведёт к крупным разрушениям и большим потерям среди мирного населения, чего мы бы хотели избежать.

– Как-то не убедили. Я всё равно желаю атаковать город. И уж поверьте, разрушений будет гораздо больше, чем вы можете себе представить в самых ужасных подробностях. Я вообще хочу полностью уничтожить город.

Тут я лгал, но мне было интересно, почему поляки так задёргались.

– И всё же я хотел бы вас отговорить от исполнения такого решения.

– Ну-у… – протянул я. – Прямого приказа у меня атаковать Варшаву нет, это личное решение… Может быть, и передумаю.

Скрытый смысл в моих словах он уловил сразу, мол, давай, убеждай меня, тогда и получишь сладкое. Репутацию за последнее время я себе уже создал, так что немцы меня очень сильно боялись и, как теперь стало ясно, предпочли договориться. Нашли ушлого дельца, офицер выступил официальным представителем власти. Причём я уверен, что это личная инициатива местных, в Берлине об этом не знают и не скоро узнают. Если эта информация вообще до них дойдёт. Кто-то здорово боится лишиться пригретого кресла. И этот лощёный офицер, я уверен, служит где-то в Варшаве, возможно, это личный представитель того самого человека, что вообще инициировал эти переговоры. Ведь если я действительно ворвусь в город, то разрушения не заставят себя ждать. Вон, пару часов назад железнодорожную станцию расстрелял, там до сих пор всё горит и взрывается. В Варшаве тоже может до этого дойти, а Германия воюет, денег на восстановление нет, значит, придётся сосать лапу, а то ещё и повыгоняют тех, кто допустил прорыв советских танков в город. В общем, скинут с кресла и денежного потока, с которого наверняка местные откусывают свой процент. А желающих занять эти кресла много. Да, будет многим плохо в верхушке губернаторства Польши, вот они и инициировали эти переговоры. Гражданские, что с них возьмёшь? Всё в деньгах меряют. Ладно, есть у меня одна идея, для этого с намёков и начал.

Однако ушлый делец начал юлить, говоря о бедности варшавян, ну и прочую пургу гнать.

– Да что вы говорите? Поляки – известные ювелиры. А у меня дом разваливается, новый купить не на что, детей кормить нечем, на море не свозишь, – завздыхал я.

Тут пришлось так подставляться, поляк, видимо, считал, что советские люди так просто взятки не берут, видимо не с теми общался. А я беру, мне по фигу. Делец сразу оживился и спросил, доставая из портфеля дорогую коробочку, оббитую красным бархатом:

– Как насчёт маленького презента? Одно из самых дорогих и совершенных ювелирных изделий, диадема ювелира Франка.

– Это мне ничего не говорит, – с безразличием пожал я плечами. – Вот золото мне интересно. Давайте, доставайте все, что у вас есть в портфеле. Он явно тяжёлый, и там многое у вас сохранено.

Не сразу, но убедил, в основном угрозами прервать переговоры, показать содержимое портфеля. Да уж, четыре килограммовых золотых слитка, с десяток явно дорогих ювелирных украшений, все в упаковках, думаю, тут солидно набирается. В общем, я категоричным тоном заявил: или я всё забираю, или иду в Варшаву. А если мне передадут всё это, то Варшаву атаковать я не буду, но только её. Пусть мэрия других польских городков сама откупается. Тот внял мне и с горестным видом спросил:

– А как мне убедить начальство, что вы сдержите слово?

– Слово офицера для вас подойдёт? Если нет, готов написать расписку.

– Хотелось бы получить и то и другое.

– Хорошо.

Я дал слово офицера, что до конца войны не буду участвовать в штурме Варшавы, как и моё подразделение, другие советские офицеры мне не подвластны, и говорил я тут только за себя и своих подчинённых. Потом расписку написал на листке из своего блокнота. При этом попросил дельца написать расписку, что я получил подарок, а офицер, что стоял с ним, во второй раз подписался. Как свидетель. Расписка по моей просьбе была на немецком языке. После этого прихватил портфель, который мне вместе с дарами отдали, держа его в одной руке, а во второй тот же платок, я направился обратно. Дошёл благополучно, хотя казалось, что в спину вот-вот прилетит пуля. Забравшись в танк, бросил портфель на место механика-водителя и стал разворачивать танки. Несмотря на то что до перекрёстка нужно было проехать всего несколько километров, я всё же дал обещание, что в сторону Варшавы не пойду. Летуны не понимали, почему танки на месте разворачиваются, но им пришлось последовать общему примеру, и, перестроившись на ходу, колонна вернулась к позициям уничтоженного батальона. К нужному мне аэродрому, что находился возле города Радом, и другие пути найдутся. Сейчас километров пятнадцать проедем, и повернём.