Борис Орлов - Цвет сакуры красный [СИ с издат. обложкой]

Младший Волоков поднялся и подошел к радиоприемнику. Щелкнул тумблером, и в комнате грянул «Марш Авиаторов».

- Севка, ты допился или просто охренел? – поинтересовался отец. – Мы что строем тут ходить собрались?

Тот хмыкнул и принялся крутить верньер, яростно шаря по эфиру. Но ничего подходящего для застолья не находилось…

И тут вдруг Груша запела. Пела она какую-то совсем простенькую песенку, но у девушки оказались хороший слух и неплохой голос. Волковы дослушали до конца и даже поаплодировали. После чего младший Всеволод сел к фортепьяно:

Прожектор шарит осторожно по пригорку,

И ночь от этого нам кажется темней.

Который месяц не снимал я гимнастерку,

Который месяц не расстегивал ремней.

Есть у меня в запасе гильза от снаряда,

В кисете вышитом – душистый самосад.

Солдату лишнего имущества не надо.

Махнем, не глядя, как на фронте говорят.[5]

Он собирался повторить припев, но тут отец внезапно резко поднялся и хлопнул его по плечу:

- А пойдем-ка, мелкий, покурим, а то мы тут так уже надымили, что хоть топор вешай.

Груша хотела сказать, что они и выкурили всего-то по одной папироске, и дома у нее тятенька своей махоркой куда большую вонищу разводил, но Волковы уже вышли. И тут же из-за двери раздался недовольный голос Всеволода Николаевича. Она прислушалась…

-…молодец! Хорошую песню выбрал! «Солдат» – уже прекрасно, а как ты собираешься с «гвардейским корпусом» распутываться? Нет, мне просто интересно: как?

- Папань, – виноватый голос Всеволода-младшего, – ну а солдат-то чем не угодил?

- Тундра неэлектрифицированная! Серость непроцарапанная! «Солдат» сейчас – слово старорежимное. Это у капиталистов и буржуев солдаты, а в Красной Армии – бойцы. Запомни, неуч!

И они уже снова сидят за столом. Вернее, за столом сидит один Волков-старший – младший-то снова за инструмент уселся. А у старшего в руках – гитара…

Несколько коротких аккордов, красивый перебор, и отец и сын дуэтом запели «Темную ночь»[6], потом «Землянку»[7], «Эх, дороги»[8], а после – красивые, протяжные песни на смутно понятном, но точно не русском языке…

Девушка слушала и даже всхлипнула, услышав: «До тебя мне дойти не легко, а до смерти четыре шага». Долго утирала слезы после слов: «Край сосновый, солнце встает. У крыльца родного мать сыночка ждет» и «Тамо ми спалише цркву, у којој венчах се млад»[9]. От сладкого вина и негромких проникновенных голосов ей стало удивительно уютно, и она даже не заметила, как закрыла глаза и провалилась в сон.

Утро преподнесло ей новый сюрприз. Во-первых, она проснулась в собственной постели, хотя совершенно не помнила: как она туда попала? А обнаружив себя раздетой, Груша всполошилась, но тщательно прислушавшись к собственным ощущениям и внимательно осмотрев постель, выяснила, что девичья честь не понесла ни малейшего урона. И в этот момент раздался веселый стук в дверь:

- Груша! – бодро позвал Всеволод-младший. – Вставай, завтрак готов. А то нам уже на работу пора…

На завтрак оказалась вчерашняя каша, которую она просто забыла подать. Волковы залили ее молоком и все трое с аппетитом позавтракали. После чего хозяева ушли, и только тут девушка сообразила, что у нее никто так и не спросил про деньги…

[1] Хин сэн току (Товар высшего качества) – лейбл на японской продукции межвоенного периода, аналог Советского Знака Качества.

[2] Приказом НКВД РСФСР № 190 от 6.01.1928 г. для милиции была введена новая унифицированная форма одежды и новые знаки различия. Форма была черного цвета, и только летние гимнастерки – белого. Это же касалось и верха фуражек.

[3]Help yourself (англ.) – «помогайте сами себе» – выражение, означающее «угощайтесь», «не стесняйтесь».

[4] Убоина – расхожее название мяса (обычно – говядины) в сельской местности.

[5] В Баснер, М. Матусовский, песни из к/ф «Щит и меч»

[6] Н.Богословский, В.Агатов, песня из к/ф «Два Бойца»

[7] К.Листов, А. Сурков. Другое название песни – «В землянке»

[8] А.Новиков, Л.Ошанин, песня написана вскоре после окончания Великой Отечественной войны

[9] Слова из народной сербской песни «Тамо далеко»

Глава 7

Нас зовет рабочая эпоха

Не боимся в мире ничего

Нам в эпоху эту жить неплохо

Просто здорово!

Е. Евтушенко

На заводе Волковых ценили и уважали. Директор ценил инженера Волкова за то, если он говорил: «Сделаем», можно было быть уверенным: все будет сделано точно и в срок. Если же Всеволод Николаевич говорил, что сделать что-то к сроку невозможно или невозможно в принципе – стоило немедленно начинать искать другой путь решения. А мастера Волкова он ценил за то, что парень просто никогда не говорил «Нет». Казалось, что он вообще не знает этого слова и, если надо, мог пропадать на заводе целыми сутками.

Секретарь партийной ячейки ценил коммуниста Волкова за то, что тот никогда не проявлял «барственности», эдакого чувства превосходства к рабочим и к тем, кто меньше его понимал в химии нефти, чем грешили все остальные инженеры, даже коммунисты. Он ни разу не отказался прочитать лекцию в рабочем клубе, всегда с готовностью помогал в работе ячейки и Куприянов уже не раз думал: как бы это половчее ввести нового человека в состав ячкома[1], да так, чтобы районный комитет не придрался? Ведь Волков и приехал совсем недавно, и выговор у него за утерю партбилета, хотя и без занесения…

А вот сын его, Всеволод Всеволодович Волков – вот тут все просто и понятно. Еще годик поработает и можно будет рекомендовать парня в партию. И это замечательно! Растим, растим собственные кадры!

Рабочие относились к инженеру Волкову без особой любви – строг, но уважали его за то, что тот никогда не наказывал без вины, а всегда во всем разбирался. И все на заводе – от последнего кочегара, до седых мастеров и начальников смен знали: если есть за что премировать – Волков самого товарища Власова – директора Константиновского завода до самых печенок достанет, но премию тем, кто заслужил – выбьет! Причем, не всегда деньгами: вон аппаратчику со второго куба Семену Рамзину – комнату пробил. А Семену комната – ой, как нужна была! Потому как семейство у Рамзина большое: он сам, жонка его, трое мальцов, две дочки, да маманя старая. Волков месяц ходил, ругался, товарища Куприянова к себе присоединял, грозился в ЦК ВКП(б) написать – и пожалуйста! Дали к Октябрьским Рамзиным комнату.

Младший Волков тоже заслужил уважение своих товарищей. И тем, что прекрасно разбирался в технике, и тем, что однажды вечером, когда несколько молодых рабочих решили «проучить всезнайку», здорово отделал пятерых молодцов. А на следующий день подошел к ним и сообщил, что в милицию заявлять не станет, но если подобное повториться – синяками они не отделаются.