Борис Орлов - Цвет сакуры красный [СИ с издат. обложкой]

У ворот стоял Танака. Увидев Всеволода, он призывно замахал рукой и даже подпрыгнул от нетерпения. А рядом с ним переминалась с ноги на ногу изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость тоненькая девушка в простенькой одежде. На ее плечах болтался не по размеру большой потертый брезентовый плащ, придавая своей хозяйке вид еще более беззащитный и трогательный.

- Вот, – гордо произнес Исиро, подталкивая девушку к Всеволоду. – Это моя сестра, Хана. Такой вот «цветочек»[23] вымахал…

Девушка стояла потупившись, но парень все равно рассмотрел: сестра у Танака замечательной красоты. «Ей еще бы сантиметров десять – на подиуме цены бы не было! – промелькнуло из прошлого будущего. – Обалденная девчонка!..»

Колхозница колхоза «Ака дзюгацу», член КИМ Танака Хана

- Ворокофу-сан, – я постаралась поклониться так, как учила меня мама. Вышло не очень, а если честно – совсем не вышло. Я, все-таки не гейша!

Он внимательно меня рассматривает, словно хочет навсегда запомнить. Ну, вот что он так уставился? То, что я – некрасивая, я и сама знаю. А попробуй-ка вырасти красивой, когда от зари до зари – в поле. Он-то в городе жил, наверное, даже не видел деревни…

Ворокофу-сан предложил пойти в кино. Мы и пошли. И посмотрели красивый и интересный фильм «Конец Санкт-Петербурга»[24]. Я подумала, что герой фильма чем-то похож на брата. Весь фильм смотрела не отрываясь, даже чуть не заплакала. И все время держала брата за руку. А когда зажегся свет, оказалось, что за руку я держала Всевородо!

- Простите, – только и смогла пролепетать я. – Я думала, что это – другая рука…

А он засмеялся и протянул мне другую руку…

А потом они с братом завели меня в настоящий ресторан. И мы ели курицу! И вкусную китайскую лапшу. Исиро вытащил фляжку саке, и они с Всевородо выпили. И налили мне. И я тоже выпила.

А потом мы пошли на танцы. Только оказалось, что Всевородо не танцует. Сказал, что не умеет. А я люблю танцевать. И я танцевала. Одна. А потом подошел какой-то северянин, тоже солдат, и пригласил меня на танец. А Ворокофу-сан вдруг шагнул вперед и что-то сказал солдату. Тот засмеялся, а Всевородо опять ему что-то сказал, и тот сразу перестал смеяться и очень быстро ушел. Исиро мне потом объяснил, что Ворокофу-сан сказал тому солдату. Он сказал, что если девушка с провожатыми, то спрашивать разрешения надо сначала у сопровождающих. А тот ему ответил, что свои старорежимные замашки Всевородо может засунуть себе… В общем, я поняла, куда. А Всевородо ответил, что если этот солдат сейчас же не уйдет сам, то его унесут. Исиро еще сказал, что Всевородо дерется так, что признанные мастера джиу-джитсу и каратэ боятся с ним связываться.

Поле танцев мы пошли в чайную. Только оказалось, что в Китае чай совсем не такой, как у нас. И сладости к нему совсем другие подают. Тут я вспомнила, что привезла Исиро амэ и сёгато. И предложила их к чаю. А Всевородо не знал, что это такое, и мы с братом ему объяснили. А он хитро так улыбнулся и сказал, что они с отцом знают напиток, к которому сёгато подходит лучше, чем к чаю.

Он куда-то ушел, а когда вернулся, то держал в руках две бутылки. Коричневый напиток в этих бутылках пах сильно и резко, но приятно. Когда я попробовала, то рот мне словно огнем обожгло. Но имбирь и сахар смягчили вкус, и мне даже понравилось. А потом стало так хорошо…

Я стала рассказывать, как ехала в Харбин. Как сперва добралась до Асахи, как потом оттуда поездом – до Тоямы. Набитый битком общий вагон, много парней-новобранцев, едущих в армию. Почти каждый из них лез знакомиться, но как только узнавал, что я еду к брату и жениху в Харбин – тут же извинялись и начинали наперебой угощать всякими домашними вкусностями.

Потом Тояма и пароход, шедший во Владивосток. На нем тоже полным-полно солдат. Отдельный батальон КИМ. Разузнав о цели моего пути, они взяли надо мной шефство, кормили из солдатского пайка и даже выделили место для сна, специально завесив его шинелями. И еще мне удалось помыться. Это было чудесно: горячая вода, которая льется из трубы сверху. Ну, а то, что рядом целая куча парней – так что ж. Не лезут, не пристают, не лапают – чего же еще? Мне даже дали вкусно пахнущее мыло и совсем новенькую мочалку.

Во Владивостоке – опять поезд. И снова мне все помогали. А один попутчик – солдат Кадо Хонда, оказывался знаком и с братом, и с Всевородо. Он возвращался из госпиталя, и всю дорогу рассказывал мне какой у меня хороший брат, и какой замечательный Ворокофу-доно. Какие они герои, как преданно служат делу Товарища Его Божественное Величество Императора.

Исиро и Всевородо слушали внимательно, только мне показалось, что Всевородо все время старается не засмеяться. Разве я рассказывала что-то смешное?

Мы еще выпили и мне стало совсем хорошо и легко. А Всевородо-сан не такой уж и длинноносый. И даже симпатичный. Не красавец, конечно, но ведь и я – вовсе не Нанивая Окита[25]…

Брату захотелось музыки. Он дал пятьдесят сен музыкантам, и они начали играть что-то веселое. А брат и Всевороду еще выпили. И еще. А потом Всевороду вдруг встал, подозвал музыканта и дал ему десять рублей. Те заиграли, а они с братом запели:

Здесь, в Маньчжурии,

Удалённой от родины на сотни ри,

Под освещённым красным закатным солнцем

Простым могильным камнем – мой друг[26].

Это была грустная песня. Но Исиро и Всевородо пели ее так, что даже мне вдруг захотелось пойти в бой. А другие солдаты подхватили, и принялись стучать в такт по столам.

Помню, в прошлом году, как отплыли на корабле,

И скрылась из глаз родимая сторона,

Находясь в море Гэнкай[27], мы пожали друг другу руки

И познакомились, назвав имена.

А потом и сигарету одну

На двоих делили,

И письма пришедшие показывали друг другу,

Много раз рассказывали о себе.

Я чуть не заревела. В это время Всевородо обнял Исиро за плечи, а брат вытащил длинный кинжал и вскинул его вверх. И все солдаты заорали «Банзай!» и «Ура!». А когда песню допели, и музыка кончилась, Всевородо вдруг как рявкнет что-то на северном языке. И все вокруг снова: «Ура! Банзай!»

Исиро довел моего жениха к столу. Гляжу, а ноги-то его совсем не держат. Тут брат меня за плечо схватил и шепчет:

- Не будь дурой, Хана! Тащи его к себе в комнату! Всевородо – честный, если вы проведете ночь вместе, то он обязательно на тебе женится! Поняла?!

Шепчет-то он шепчет, только я вижу: глаза у Исиро кровью налились. С ним сейчас спорить нельзя.

Постоялый двор, где я сняла комнату, был совсем недалеко. Брат довел Всевородо туда, а потом помог затащить его ко мне. Я футон расстелила, Всевородо раздела и уложила. А самой куда деваться? Легла рядом с ним. Хотя уже и весна наступила, а в Маньчжурии холодно. Прижалась к нему, чтобы согреться, а самой так страшно: что-то сейчас будет? Подружки, что замуж вышли, говорили: будет больно и кровь. А Всевородо только зарычал как медведь, сграбастал меня, прижал к себе, но так и не проснулся. Я ждала-ждала, и тоже задремала…