Алексей Кулаков - Военный советникъ [СИ litres]

Новости были столь хорошими, что император окончательно плюнул на недавнее решение ограничить себя дюжиной папирос в день.

– Сидите, Михаил Владимирович, сидите.

Успокоив дернувшегося «статистика», Николай Александрович наконец-то добрался до вожделенного портсигара. Чуть помял курку [152] Часть гильзы, не занятая мундштуком и изготовленная из папиросной бумаги. с табаком, прикусил-отформовал зубами картонный мундштук, и с наслаждением прикурил от «Бензы» в платиновом корпусе. Повертев в руках увесистый подарок младшего брата, выдохнул первую, самую вкусную затяжку – и как-то не ко времени вспомнил, что покойный пап а выкуривал в день до полусотни папирос… Правда, его «день» начинался около шести утра, а заканчивался обычно ближе к полуночи. Вот уж действительно, царская каторга!

– Продолжайте.

– Так точно, государь. Гхм… Суть последнего предложения в следующем: в качестве благодарности за положительное решение вопроса о займе, а также в целях всеобщего благоденствия, должна состояться передача части прав на новые нефтяные прииски в Кабинет вашего императорского величества. Не менее четверти, а еще лучше – трети!

Хотя, конечно, даже на каторге иногда случаются хорошие деньки. Вот как сегодня, например.

– Также, дабы предупредить недовольство господина Витте, коему придется изыскивать дополнительные средства на займ, некая доля должна отойти и казне. К слову, последнее будет весьма положительно воспринято обществом, и позволит парировать возможные слухи о некоем… М-мм, фаворитизме в отношении Агренева.

Буквально выцедив небольшими затяжками папироску с душистым египетским табаком, в наступившем молчании Хозяин земли Русской вернулся обратно.

– Насколько можно доверять вашему источнику сведений?

– Это один из доверенных секретарей князя, имеющий постоянный доступ к некоторой части его конфиденциальных деловых бумаг. Я не успел доложить в прошлый раз, но буквально на днях мне удалось найти к нему подход и убедить в пользе сотрудничества – хотя, конечно, желаемые им условия не вполне…

Уже без какого-либо притворства замявшись, Васильев замолчал.

– И чего же желает этот ваш конфидент [153] Устаревшее обозначение человека, с которым ведут интимные разговоры, которому поверяют секреты, тайны. ?

– Двадцать тысяч годового содержания, и дополнительное вознаграждение за сведения, представляющие особую ценность. К примеру, за бумаги с полным описанием так называемого «Второго Баку» он желает десять тысяч на ассигнации. Кроме того, в случае разоблачения – гарантии защиты от преследования со стороны нынешнего работодателя, новые документы на всю семью, и помощь в перезде за границу. К сожалению, имеющиеся в моем распоряжении фонды не позволяют…

– М-да.

Обдумывая услышанное, Николай Александрович машинально раскрыл портсигар и поглядел на одинокую папиросу.

– Что-то еще?

– Да, государь. Иногда, по случаю, через руки секретаря проходит личная переписка князя Агренева. Среди адресатов, представляющих немалый интерес для моего департамента, встречаются некоторые великие князья…

Так и не заданный, вопрос был очень прост и абсолютно понятен: проявлять интерес к частной корреспонденции кого-то из августейшей фамилии… В общем, санкционировать такое в империи мог только один человек. Во всех остальных случаях за подобное легко можно было попрощаться с мундиром, свободой или даже жизнью: несчастные случаи – они такие несчастные!..

– Кто именно из великих князей?

– К сожалению, мой источник пока не раскрывает таких подробностей.

И этот намек было сложно не понять: все же генеральский конфидент затребовал за свои услуги весьма солидное вознаграждение. Достав из портсигара последнюю папиросу с гильзой нежно-кремового цвета, Николай Александрович задумчиво похрустел полупрозрачной бумагой, пытаясь вот так сходу решить. Да, или нет?

– Займитесь этим. Фонды вашего департамента будут увеличены сообразно необходимости. Кроме того…

Уложив перед собой четвертушку бумажного листа, отмеченного водяными знаками с императорским вензелем, царь изволил самолично начертать небольшое послание барону Фредериксу, министру своего двора.

– Передадите записку, он сегодня же ассигнует вам некоторую сумму на первоочередные нужды.

Вручив бумагу вскочившему Васильеву, обратным движением правитель забрал со стола папку с докладом и предложениями по Агреневу. Взвесив на руках, самодержец Всероссийский вернул ее обратно на столешницу и как-то мимоходом подумал, что в случае удачного разрешения нынешней ситуации надо будет отметить рвение генерала какой-нибудь подходящей наградой:

– Вы твердо уверены, что князь непременно примет все изложенные вами условия?

– Ручаюсь за это, государь.

– Гм-гм. Мое окончательное решение по этому вопросу вам передадут… На следующей неделе. До того времени оформите все в должном виде.

– Так точно, государь!!!

Приложившись с осторожно-почтительным рукопожатием к милостиво протянутой монаршей длани, генерал-майор покинул Кабинет, оставив его обитателя и далее тянуть лямку царского долга на благо страны и верных подданных. Обнаружившийся возле Приемной барон Фредерикс весьма оперативно и без каких-либо вопросов обменял августейшую записку на тридцать тысяч рублей в виде чека на предъявителя – после чего, все с той же непринужденностью передал приглашение на аудинцию от ее императорского величества Александры Федоровны:

– Через три дня от сегодняшнего, Сиреневый кабинет, в два часа пополудни. Вы запомнили, генерал?

– Разумеется, ваше высокопревосходительство.

Добравшись через два часа до поезда на Питер, и с некоторым трудом дождавшись отправления, офицер ослабил тугой воротничок и устало обмяк. Обтирая лицо от проступившей на лбу и висках нервической испарины, Михаил Владимирович внезапно вспомнил про недопетый романс.

– В жизни счастье одно мне найти суждено, это счастье в сирени живет. На зеленых ветвях, на душистых кистях мое бедное счастье цветет… Сиреневый кабинет, значит?

Странно, но вместо легкой и вроде как привязчивой песенки на язык почему-то просились слегка переделанные слова из грибоедовской комедии «Горе от ума»: «Минуй нас пуще всех печалей и царский гнев, и царская любовь…»

В один из осенних вечеров уходящего тысяча восемьсот девяносто восьмого года, в Санкт-Петербурге приключился небольшой пожар. Ну то есть как небольшой… Близкие соседи магазина-представительства Русской оружейной компании на Невском проспекте, явно считали иначе – уж слишком страшно и ярко полыхал трехэтажный особняк. Вдобавок, незадолго до пожара соседи слышали звуки, подозрительно похожие на выстрелы, и вроде бы даже какие-то крики…