Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

Примечание авторов:* генерал-лейтенант Матвей Иванович Ламздорф – один из учителей-воспитателей юных великих князей Николая и Михаила Павловичей, пребывавший в этой должности более семнадцати лет. От этой деятельности, по словам графа М. А. Корфа, не выиграли ни Россия, ни великие князья, ни великий князь Николай Павлович в особенности.

Ламздорф не обладал ни одной из способностей, необходимых для воспитания особ царственного дома, призванных иметь влияние на судьбы своих соотечественников и на историю своего народа; он был чужд даже и того, что нужно для человека, посвящающего себя воспитанию частных лиц. Назначение Ламздорфа объясняется доверием и уважением к нему императрицы Марии Феодоровны, взявшей на себя главное попечение о воспитании двух младших сыновей. Его главною целью было отвлечь обоих великих князей от страсти к военной службе. Но Ламздорф не достиг своей цели; исходя из неправильного понимания принципов педагогики, он старался идти наперекор всем наклонностям, желаниям и способностям порученных его воспитанию князей, которые находились постоянно как бы в тисках, не могли свободно и непринужденно ни встать, ни сесть, ни говорить, ни забавляться.

– Должен заметить, – ответил Артанский князь, – что дворянство является для трона не опорой, а подпоркой, которая с каждым годом становятся все менее надежной. Ваш дед, император Петр Федорович, на радостях от воцарения издавший указ о вольности дворянской, грубо оторвал дворян от государственного механизма и просто прислонил их сбоку государственной машины. Он желал сделать все так, как сделано в Европах – но там дворянство не выкристаллизовывалось из народной гущи, а образовывалось из числа иноземных завоевателей. Ваш дед разрушил существовавший издревле социальный договор, по которому крестьянин пашет землю и обязан своим трудом, дворянин практикуется в воинском ремесле и обязан положить за Отчизну свой живот, а великий князь или царь правит и обязан своим подданным справедливым судом и рациональным управлением. После указа о вольности дворянства интересы дворян перестали совпадать с интересами государства, которое они уже не были обязаны защищать. Да, многие из дворян, несмотря на тот Указ, служат и приносят большую пользу, но уже начал формироваться слой нигде и никогда не служивших помещиков, которые высшим смыслом жизни считают задачу выжать из своих крестьян побольше денег и промотать их по Европам в Баден-Бадене. При этом эти люди пользуются всеми преимуществами и привилегиями своего статуса, не отдавая взамен ничего. Через сто лет из двух миллионов потомственных российских дворян в службе будет находиться не более ста тысяч, еще сто тысяч офицеров и чиновников будут состоять в личном дворянстве, полученном за заслуги перед государством. Вы можете верить, а можете нет, но кончится это тем, что прекратят свое существование и Российская империя, как монархическая форма правления, утратившая опоры, и само дворянство, которое с того момента более никому не будет нужно. А потом начнется такой кровавый беспредел, такая махровая пугачевщина, по сравнению с которой Великая Французская Революция со всеми ее прелестями – якобинцами, гильотинами и Конвентом – в един момент померкнет, как с восходом солнца меркнет на небосклоне скромница луна. Сейчас, когда еще ничего не предрешено, все это еще можно изменить и предотвратить; но тем дольше это дело будет находиться без движения, тем тяжелее окажутся последствия.

– Хорошо, – сказал Николай Павлович, выслушав Серегина, – в ваших словах есть рациональное зерно. Я непременно подумаю над тем, что вы сейчас мне сказали, и мы об этом еще поговорим.

Четыреста восьмидесятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна (в девичестве София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская).

Я просыпалась очень медленно. Сквозь радужную пелену, в окружении вспыхивающих звездочек, я видела перед собой лицо незнакомой молодой женщины. Лицо это было приятным и несло в себе отпечаток душевности и сострадания. Поначалу казавшееся призрачным, оно постепенно приобретало все более отчетливые черты. Глаза незнакомки внимательно и с ожиданием смотрели на меня. Было чувство, что эта женщина хочет поговорить со мной – и не просто поговорить, а открыть что-то важное. И мне не терпелось это важное узнать, но сознание слишком медленно выкарабкивалось из пучины забытья… Мысли ворочались тяжело, я с трудом вспоминала, что произошло со мной. Кажется, мне так и не удалось вспомнить все до конца. Передо мной вставала одна лишь картина: мои сыновья Александр и Николай, незнакомый иностранный военный весьма сурового вида (почему-то мне кажется, что это был сам ужасный Артанский князь) со свитой, священник, чело которого отмечено печатью Господа Нашего – и все они смотрят на меня… И все, дальше пустота и мрак беспамятства. Наверное, это все же было сновидение. Ведь сейчас я как раз просыпаюсь и начинаю осознавать, какой потрясающий абсурд мне привиделся…

Впрочем, кажется, что я вовсе и не просыпаюсь. Потому что, по мере кажущегося прояснения сознания, я начинаю замечать, что все окружающее никак не может существовать в действительности. Не могу же я в самом деле находиться в огромной слабо освещенной пещере, лежащей голой в ванне со светящейся водой… А где же тогда Зимний дворец, мои покои, детская опочивальня моего сына Николая, где я находилась до того как провалилась в пучину забвения? Я зачерпываю ладонью воду, и она стекает у меня между пальцев, играя разноцветными искрами. Занятный, однако, сон! Пелена постепенно рассеивается, и я могу слегка оглядеться. В первую очередь я смотрю на тело, которое возлежит в ванне, выдолбленной из цельной каменной глыбы, наподобие тех, что применялись в древнеримских купальнях. Это тело мое, и в то же время нет. Оно такое же жирное и бесформенное, как раньше, но я не чувствую своих обычных болячек: ни колотья в боку, ни болей в суставах, которые отравляли мне жизнь все последние годы, а мази и притирания доставляли только временное облегчение… Ну да, правильно -я же сплю и вижу сон о том, как я лежку в ванне со светящейся водой…

Да, странное мне приснилось место… И женщина, что стоит передо мной и чьи глаза так пристально за мной наблюдают – тоже странная. Она одета совершенно немыслимым образом: на ней обтягивающая блуза с коротким рукавом и штаны; наряд этот весьма похож на исподнее, но, однако, этот факт нисколько ее не смущает. Прическа же этой женщины не менее чудна и легкомысленна: волосы просто собраны в пучок и перехвачены лентой на том месте головы, где макушка переходит в затылок. Она молода и красива, и, кажется, чем-то напоминает меня в молодости…