Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

Император Александр Павлович со свитой, его младшие братья Константин (этого насилу нашли) и Николай, вместе с главнокомандующим генерал-фельдмаршалом Кутузовым и Артанским князем, обходят строй чудо-богатырей. Император мрачен. С одной стороны, он уже смирился с тем, что ему необходимо уходить в отставку и даже хочет поскорее разделаться с этим неприятным делом; с другой стороны, ему безумно жаль расставаться с юношескими иллюзиями, с детства привитыми ему воспитателем Фредериком Лагарпом – швейцарцем, исповедовавшим якобинские взгляды. А ведь стоило бы уже понять, что что-то тут не так. Прекраснодушный порыв Великой Французской Революции – свобода, равенство, братство – обернулся «законом о подозрительных» и кровавой мясорубкой якобинского террора. Такие прекраснодушные, но умеренные и осторожные, либеральные реформы императора Александра в ближайшем будущем должны были обернуться самой свирепой своей противоположностью.

Аракчеевщина – вот во что предстояло вылиться неудачным либеральным реформам. Порядок ради порядка, фрунт, шагистика, омертвленное, забюрократизированное государство, похожее на хорошо выделанные швейцарские часы. Вот он – тот государственный идеал, никак не совместимый с благодушными либеральными устремлениями юного Александра Павловича. Стоило бы понять, что любые либеральные реформы могут проводиться только самой жестокой диктатурой, ибо прекраснодушные мечтания, не связанные с реальной жизнью, при превращении в закон вызывают ожесточенное сопротивление – как сверху, так и снизу. Взять те же военные поселения. Какая хорошая с виду идея: для того, чтобы в мирное время была возможность содержать большую армию, пусть солдаты занимаются учениями и в то же время пашут землю, чтобы прокормить себя и свои семьи. А на практике получалось так, что и солдаты из военных поселенцев выходили третьесортные, и землю они пахали из рук вон плохо, из-за чего эти самые военные поселения постоянно требовали дополнительного финансирования. Как говорится: за двумя кошками погонишься – лоб об сосну и расшибешь.

Естественно, узнав о таком ближайшем будущем дела всей своей жизни, император Александр желал поскорее расквитаться с этой неприятной необходимостью и отряхнуть его прах со своих ног. Получивший чисто европейское воспитание, он ничем не был привязан к России и ее народу. Еще будучи наследником престола, цесаревич Александр Павлович мечтал даровать России конституционное устройство, после чего провести остаток своих дней в маленьком домике где-нибудь на берегу Рейна. С одной стороны, это опять же были его юношеские мечты, а с другой стороны, как раз такие мечты показывают, насколько чужд был этот человек той стране, которой ему довелось управлять. Окончательную точку в вопросе поставила беседа с отцом Александром. Прикоснувшись к божественному и сокровенному, мятущаяся душа Александра Павловича, наконец, успокоилась и пришла хотя бы в некоторое согласие с внешними обстоятельствами. Другими словами, императором овладело чемоданное настроение.

Раз уж это неизбежно, ему хотелось как можно скорее передать власть младшему брату, собрать вещи и отправиться в далекое-далекое путешествие, по местам, в которых он никогда не бывал. Почему бы ему инкогнито (да и кто его там знает) не побывать под видом заморского графа в русском царстве начала семнадцатого века, пройтись по кривым деревянным улочкам Москвы, послушать малиновый звон церковных колоколов, попросить благословения у первого русского патриарха Иова и митрополита Гермогена… Потом бывший император может посетить Великую Артанию, омыть свои ноги в магических водах Днепра, походить по прямым как стрела (план составляли тевтонские архитекторы) улицам Китеж-града, полюбоваться на свежесрубленные трехповерховые терема бояр и купцов, а также аккуратные полуземлянки простонародья. После Китеж-града бывший император собирался побывать в крымском Херсонесе и Константинополе и помолиться под сводами Святой Софии… А там, глядишь, Артанский князь успеет открыть пути в будущее. Вот где будет простор путешественнику для ахов, охов и удивлений…

Рядом с императором вдоль строя солдат идет его брат Константин. Видно, что этот квадратномордый детина внешне желает казаться отстраненным, но внутри себя мысленно потирает руки. На трон, и вообще во власть, ему хотелось не больше чем в геенну огненную, но уже одиннадцать лет (после смерти отца) он числился официальным наследником престола, ибо супруга императора Александра Павловича так и не смогла народить мужу ни одного потомка мужеска пола, и даже обе их дочери умерли в младенчестве. Но вот приходит Артанский князь – и, аки Александр Македонский, разрубивший Гордиев узел, разрешает эту проблему. Из Константина император все равно не получится, а посему да здравствует юный император Николай Павлович, а бывший наследник престола может быть свободен, потому что если что-то пойдет не так, наследовать трон Российской империи будет уже Михаил Павлович. Одним словом, «дорогу молодым!». Константин сейчас жалел только о том, что в роковой день Бородинской битвы, решившей судьбы мира, он отсутствовал в составе русской армии и не мог быть очевидцем разгрома наполеоновской армии. Рассказы бывших сослуживцев и подчиненных – это совсем не то, гораздо лучше было бы видеть это побоище собственными глазами.

Великий князь Константин Павлович видел бойцовых остроухих на тренировочных полях во всех видах тренировок и оценил их стати и боевые возможности. В отличие от младшего брата, знакомого с войной только теоретически, он лично участвовал в Суворовских походах, и в том числе в переходе через Альпы. Поэтому он понимал, что обученная всем видам боя и прекрасно вооруженная Артанская армия, а особенно Кавалерийский Корпус, представляет собой оружие страшной разрушительной мощи. Неудивительно, что армия Бонапарта была разгромлена артанцами всего за несколько часов и пала в прах. Константин уже примерился, как бы ему перевооружить на новые многострельные ружья хотя бы Гвардейский корпус, но тут Артанский князь сказал решительное «Нет!», согласившись передать только способы отливки и применения пуль Минье для дульнозарядных штуцеров и (при хорошем поведении) технологии, необходимые для изготовления реплик винтовок Бердана.

Пули Минье, конечно, штука хорошая, но уж очень простая. Не пройдет года, как такой приблудой начнут пользоваться все европейские армии, и тактическое преимущество от обладания ими сойдет к нулю. Реплики (копии) винтовки Бердана и патроны к ним (особенно патроны) для российской (и не только) промышленности начала девятнадцатого века, напротив, слишком сложны в изготовлении. Штучное производство для членов царской фамилии и представителей высшей аристократии вполне возможно, а массовое – уже нет. Чтобы решить эти задачу необходимо фактически осуществить в России научно-техническую революцию и провести первую после Петра Великого массовую индустриализацию. Потянет юный император Николай Павлович (и его советники) со всей его тягой к армии такую задачу – значит, быть России военной сверхдержавой. Не потянет – значит, сверхдержавой через двадцать-тридцать лет станет Наполеоновская Франция.