Александр Михайловский - В дни Бородина [СИ]

Я приблизился к ней, приглашая присоединиться к танцу. Она широко улыбнулась – вот он, тот момент, когда отлетают все сомнения, – и стала танцевать со мной, сначала робко и нерешительно, но потом раскрываясь все больше и больше.

– Душой танцуем, Надежда, душой… – не забывал я ей напоминать. – Не стесняйтесь. Воспринимаем музыку самым сердцем, окунаемся в нее…

Она кивала – и у нее получалось все лучше и лучше. Щеки ее раскраснелись, приглаженные волосы растрепались – они оказались волнистыми и при движении их концы мило подпрыгивали… Все это чудесно преобразило ее, сделав необычайно привлекательной; еще несколько минут назад я и подумать не мог, что она может быть такой хорошенькой… Она словно бы помолодела, губы ее сделались ярче, в глазах горело вдохновение, и было понятно, что танец доставляет ей удовольствие.

– Очень хорошо, Надежда, прекрасно… – подбадривал я ее, – а теперь вот так… Резче бедром… а теперь на меня… мельче шаг… отлично!

Это женщина-мальчик оказалась способной ученицей. Незаметно пролетели два часа…

Когда я наконец закончил урок, и Надежда (фамилии которой я, к стыду своему, так и не вспомнил), ушла, сердечно меня поблагодарив и договорившись об очередном (теперь уже групповом) занятии, я увидел своего приятеля Пихоцкого. Оказалось, что он, почти не скрываясь, стоял последние полчаса под кустом, наблюдая за нашими занятиями. Вид у него был какой-то приподнятый; он внимательно смотрел вслед удаляющейся Надежде, а когда она скрылась из виду, с нарочитой небрежностью осведомился:

– И кто эта куколка?

Четыреста семьдесят девятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Власти.

Великий князь Николай Павлович.

Шагнув за порог вслед за старшим братом Александром, я оказался в чудесном сказочном мире, где вечнозеленые деревья на многие сотни сажен устремляют свои вершины к небесам, где пахнет миррой и ладаном, где неистовое раскаленное добела солнце жестоко палит с ярко-синего неба. Сами обитатели этого места немного иронично называют его тридесятым царством: мол, место это настолько далекое, что дальше и быть не может. Я специально узнавал – может. Есть мир, называемый тут просто «подвалами», в котором обитают изгнанные из разных других мест эллинские боги. Это их вотчина, и там они хозяева. Господь в своем неизмеримом милосердии, когда изгонял их из прочих миров, определил им то место для жительства, с запрещением появляться на территории тех миров, в которых люди уже уверовали в Отца и Сына и Святого Духа. И это правильно, подумал я, нечего этим богам шарахаться где попало и смущать честных людей. Пусть сидят у себя в «подвалах» и не кажут оттуда носу, если уж Господь в своем милосердии не уничтожил их под корень.

Но многим из эллинских богов скучно сидеть в своих «подвалах», и они по особому соизволению Всевышнего присоединились к армии Артанского князя, чтобы, странствуя по мирам, наводить порядки и устранять разные неустройства. По крайней мере, так тут все говорят. Так мне рассказали об одном капитане из армии Артанского князя, который обженился на богине Артемиде и теперь каждую ночь по любви валяет ее по брачному ложу. Счастливчик и наглец. Это надо было додуматься – подъехать с предложением махнуться* к целой богине, да еще такой суровой как Артемида! Еще рассказывали о боге Гефесте, который нет-нет посещает эти края – то ли по делам, то ли с намерением отведать стаканчик крепкой. Так как внешне эллинские боги почти не отличаются от обычных людей, то я все время пытался догадаться, кто из встречных мне мужчин или женщин может оказаться богом или богиней. Но внешне среди встречных мне людей никто особо не выделялся, а те, что выделялись, явно были совсем не эллинскими богами.

Историческая справка:* термины «махать» и «махаться» в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века (и да простит меня богиня Цензура) служили эвфемизмом, обозначающим половые сношения, а слово «махатель» означало мужчину, являющегося в этих сношениях активной стороной.

Мое внимание сразу привлекли высокие, статные девы, на две головы выше самого рослого мужчины. Также от обычных людей их отличали острые, как у лисичек, уши и чуть раскосые миндалевидные глаза. Это бойцовые остроухие – неутомимые в бою и храбрые до безумия воительницы, составляющие основной костяк армии Серегина. Сила их неимоверна, отвага их безмерна, и именно они решили дело под селом Бородино, нанеся таранный удар во фланг армии Бонапартия. Сначала я было подумал, что это какие-то исчадия ада, жестокие и беспощадные, которые были захвачены Артанским князем во время предыдущих сражений и путем ужасных заклинаний принуждены нынче служить ему верой и правдой. Но оказалось, что все совсем не так. Отец Александр, который путешествует с Артанским князем с первого дня их похода, рассказал мне, что это чистые невинные души, тянущиеся к свету христианского учения как цветы к солнцу. История о том, как колдуны-содомиты при помощи мерзкой магии порабощали этих несчастных, а Артанский князь принес им освобождение и взял к себе на службу, взволновала меня до глубины души.

Не знаю, смог бы я сказать кому-нибудь (возможно, за исключением моей будущей супруги): «Вы – это я, я – это вы, и я убью любого, кто скажет, что мы неравны друг другу…» Наши аристократия и дворянство и то не имеют такой сильной связи со своим монархом. Такие крепкие узы способна разорвать только смерть. Принося эту клятву, Артанский князь как бы взял всех своих воительниц в жены, но вот только махается он исключительно со своей настоящей женой княжной Волконской, которая уже родила ему сына-наследника и подумывает о следующем. Все же остальные, влюбленные в него как кошки, могут только смотреть издалека и облизываться, ибо предмет их страсти хранит верность своему главному супружескому ложу. Впрочем, это взаимно. Артанский князь совсем не против, если его воительницы в свободное от службы время самостоятельно находят себе предметы страсти и махаются с ними насколько хватит сил. Тут, в Тридесятом царстве, для этого имеется даже специальное заведение, именуемое танцульками, где дамы, которых в этой местности в разы больше, могут подыскать себе подходящих кавалеров.

Но махаться с воительницами – неважно, острые у них уши или закругленные, – это все равно что взять себе в любовницы поручика преображенского полка. Смотреть на них издали, конечно, очень интересно, особенно, когда они маршируют по улицам – с голыми руками и ногами, в своих коротеньких штанишках и куртках-безрукавках, но подходить поближе, а тем более ложиться с ними в постель я бы не стал. Для этого существуют очень миленькие (такие же, остроухие, но нормального размера) девицы, которые махаться любят и умеют, а из-за того, что их всегда больше, чем желающих, то никогда и никому не отказывают. Я уже спрашивал брата Александра, можно ли мне сходить на эти танцульки и посмотреть на прелестниц. Ответил он мне очень даже положительно, в том смысле, что сходить можно, но только смотреть не обязательно. Если мне понравится какая-нибудь красотка, то смогу сговорить ее в комнатку на часок-другой для «дегустации».