Дмитрий Евдокимов - Другие правила [litres]

– Да, Алешка, только сейчас я понял, как нам тебя не хватало всё это время! – сказал я.

Мы с Григорянским рассмеялись при виде щенячьего восторга нашего товарища.

– А уж как мне вас не хватало, – Алексей понизил голос, – есть у меня подозрение, что наши силирийские друзья уже вели за моей спиной переговоры с мятежниками. Два-три дня, максимум неделя – и они попытались бы сдать Орлик.

– Думаю, что осаждающие только на это и рассчитывали, – усмехнулся князь Василий, намекая на почти полное отсутствие в захваченном стане артиллерии и каких-либо приготовлений к штурму.

– Зато видели бы вы, какими глазами на меня теперь Стефания смотрит! – царевич заговорщицки подмигнул нам. – За мной же целая армия пришла! Я им всем говорил, что сам Князь Холод придет меня выручать, а они смеялись за моей спиной, думали, совсем дурачок! А я-то прав оказался, всё по-моему вышло!

– Только вот не нужно про Холода, – я недовольно поморщился и кивнул в сторону князя, – всю работу Василий Федорович сделал. Быстро, точно, аккуратно. Прямо зависть берет!

– Ой, ну ладно, – отмахнулся Григорянский, – план-то твой был!

– Я одного не пойму, – спохватился младший царевич, – вы как Злин и Яблонец проскочили?

– А кто тебе сказал, что мы их проскочили? – довольно хохотнул Григорянский. – Обе крепости пришлось брать штурмом. Вон, Миху в Злине едва не застрелили из пистолета!

– То есть как – штурмом взяли? – лицо Алексея Ивановича аж вытянулось от изумления. – Но ведь Злин неприступен, а в Яблонце сидят улорийцы!

– Улорийцы сейчас маршируют домой, в Яблонце сидит гарнизон Злина с нашим усилением, а в Злине сидит наш гарнизон, – искрящийся довольством князь Василий продолжал шокировать Алексея.

– Но как?

– Пришел Князь Холод и навел порядок! – Григорянский уже откровенно ржал во весь голос, глядя на мою недовольную и Алешкину удивленную физиономии.

– Об этом еще будет время поговорить, – прервал я его веселье, – как скоро мы сможем выступить в обратный путь? Я бы хотел убраться отсюда как можно быстрее.

– Утром сможем выехать, – царевич неожиданно смутился, и я сразу понял, что он уже нарисовал себе в воображении несколько иные планы. – Но ты не рассматриваешь вариант с походом на столицу? В стране такие разброд и шатания, что наше войско без труда сможет захватить Рюдек.

– Да ты пойми, Алешка, – я тяжело вздохнул, поскольку уже устал втолковывать окружающим прописные истины, – захватить Рюдек мы можем, но что будет дальше? Чужаки в столице – это же мощнейший раздражитель, способный объединить даже непримиримых врагов на внутренней арене. Против нас восстанут даже те, кто сейчас пытается остаться в стороне от политики. Мы в осаде окажемся посреди враждебной страны. А нам оно нужно?

– А так правящая семья будет в полной безопасности в Таридии, – присоединился ко мне Григорянский, – у Дарко будет свой двор в Ивангороде или Клинцах, как пожелают. И уже весной лояльные вельможи будут спешить туда на поклон к великому князю, а недовольные пусть здесь передерутся между собой. Пока есть законный наследник, все их потуги не имеют смысла. Тем более что как только состоится ваш с княжной Стефанией брак, ты станешь первым претендентом на регентство. Вряд ли кто-то осмелится спорить с этим.

– Да, большинство предпосылок для мятежа отпадет само собой, – продолжил мысль я, – сейчас ведь многие рассчитывают именно через брак со Стефанией получить регентство и стать новым претендентом на престол, а там под шумок можно и малолетнего правителя устранить.

– Всё так и есть, – сокрушенно покачал головой Алексей, – мне уже кажется, что каждый встречный силириец готов проткнуть меня кинжалом, чтобы тут же предложить Стефании руку и сердце! Но есть некоторые деятели, выступающие за смену династии, утратившей доверие подданных.

– Вот пусть эти пауки передерутся тут между собой, а через год-два уставшие от междоусобиц силирийцы на руках внесут в Рюдек Дарко Первого и присягнут ему на верность.

– Всё вы правильно говорите, друзья, – Алешка снова смущенно отвел взгляд в сторону, – но княгиня Петра может возражать против такого плана. Едва завидев войско, она уже стала мечтать, как возьмет власть прямо сейчас. Весьма, я вам скажу, властолюбивая особа. Я иногда даже подозреваю, что она сама отравила мужа, чтобы править при малолетнем сыне, да не рассчитала с реакцией своих вельмож.

– Княгиня Петра нас мало интересует, – я безразлично пожал плечами, – может не ехать с нами. Пусть остается здесь с сыном и сама разбирается со своими подданными. Для нас важен ты и твоя невеста, всё остальное вторично. Если нужно, я готов повторить это специально для великой княгини.

– Ух, боюсь, ей это не понравится, – Алешка нервно оглянулся на замок, будто опасался, что будущая теща наблюдает за ним со стен, – но, с другой стороны, она сама вызвалась бежать с нами, никто ее не заставлял.

– Тем более… И давай-ка, твое высочество, – я панибратски хлопнул царевича по плечу, – перебирайся в наш лагерь. Нечего тебе среди силирийцев делать. Не дай бог, кому из них дурная мысль в голову придет. Так оно надежнее будет.

Княгине Петре действительно не понравился тот факт, что ее мнением никто даже не поинтересовался. Но свое недовольство она предпочла держать при себе. Скорее всего, потому, что уже была наслышана о наших с Григорянским подвигах и еще не знала, как себя с нами вести. Лишь бросала на нас оценивающие взгляды да старательно держала на лице благожелательно-снисходительное выражение, мол, всё идет по плану. Само собой разумеется, по ее плану.

Вообще же княгиня оказалась очень даже привлекательной тридцатичетырехлетней женщиной, недаром многие силирийцы преклонялись перед совершенной красотой своей правительницы. Правильные черты лица, точеная фигура, белокурые волосы, пронзительно-голубые глаза – она словно олицетворяла собой эталон северной женской красоты. Не зря же была женой монарха страны, вся территория которой расположена исключительно в северных широтах континента. Только вот за всей этой снежной красотой скрывалось поистине ледяное сердце и холодный, расчетливый разум. У меня сложилось впечатление, что эта женщина точно знает, чего хочет от жизни, и найдет способ добиться своего, даже если ее путь к заветной цели будет обильно полит кровью. Возможно, даже кровью близких людей. Она даже на свою родную дочь смотрела, как на соперницу, лишь на людях, словно вспомнив об исполняемой на сцене роли, одаривая ее дежурной «материнской» улыбкой и скупым родительским словом.

И Соболев-младший, и даже Григорянский еще были достаточно молоды, чтобы видеть все это, но я, имея за плечами опыт жизни в двадцать первом веке, читал эту дамочку, словно открытую книгу. Насмотрелся я в свое время на подобных красоток с модельной внешностью и стальными когтями. И черт меня побери, если княгиня не поняла это с первого же брошенного на меня взгляда!