Дмитрий Евдокимов - Другие правила [litres]

Обидно еще и то, что, пока Олстон стрелой летел с юга на север Улории для охоты на Бодрова, вторая цель – царевич Федор – был совсем рядом, в Корбинском крае, и с ним тоже можно было бы что-нибудь придумать. Было бы время.

А теперь и Бодров ускользнул, и наследник царя Ивана уже был на пути в свою столицу. Как же неудачно выпадают карты в этом пасьянсе! И что бы там себе Джон ни говорил, какие бы оправдания ни придумывал, но всё это было не просто стечением обстоятельств, а его личным провалом, темным пятном на прежде безупречной репутации. Смириться с подобным было и так нелегко, а тут еще это чертово письмо!

Письмо, не только подтверждающее факт чудесного спасения Бодрова, но и факт знания, с кем он имеет дело. Послание вручили фрадштадтскому послу в Ивангороде со словами: «Капитану Джону Олстону лично в руки». То есть проклятущий князь сопоставил данные своих спецслужб с увиденным и услышанным в имении Курцевича и сделал абсолютно правильные выводы. И даже не преминул напомнить о теме их разговора! Другие правила! Он дает понять Олстону, что игра отныне пойдет по другим правилам. Глупец! Как будто это в его силах! В его силах разве что портить ему, капитану Олстону, настроение!

– Сволочь! – еще раз повторил Джон, но уже без особой злости.

Старательно разглаженное письмо отправилось в особую папку, бумага должна будет послужить доказательством наличия злого умысла Бодрова против Короны. Не то чтобы это имело какое-то значение, но порядок есть порядок. А самого князя да всё его недоделанное Таридийское царство ждали два неприятных сюрприза.

Первый сюрприз личный, повод для него дал сам Бодров. И если он попадется в эту ловушку, то это будет очень смешно.

Коллеги из улорийского отдела не так давно сообщили Олстону, что король Янош получил от князя Бодрова письмо с просьбой выдать ему пана Анджея Курцевича. Так сказать, в наказание за неподобающее благородному человеку поведение. Как бы смешно и наивно ни выглядело это на первый взгляд, но Янош задумался, и Олстону пришлось тормошить коллег, чтобы те всеми силами направили мысли короля в нужное русло. Черт побери, без своевременной обработки советниками этот рыцарственный осел вполне мог и выдать врагу запятнавшего свою честь дворянина! Слава богу, фрадштадтцы вмешались вовремя, Бодрову был отправлен отказ, и теперь оставалось только ждать реакции на него оппонента и держать пана Курцевича на его хуторе в качестве приманки.

Может, и не выгорит, но неужели Бодров спустит Курцевичу с рук такое оскорбление?

Второй сюрприз был более масштабным. Правящим кругам Фрадштадта надоело наблюдать за планомерным усилением очередного континентального конкурента, и совсем скоро в помощь не справляющемуся с задачей самостоятельно Яношу Первому будет придана вся мощь флота его величества Георга Второго. То есть тлеющие угольки войны будут вновь старательно раздуты, ну а где война, там и гораздо больше шансов у охотников за важными головами. Так что с большой долей вероятности можно было сказать, что Олстону не придется, рискуя быть узнанным, ехать в Ивангород, поближе к объектам своей охоты. Они сами придут сюда, на побережье Южного моря. Не один, так другой, а то и оба сразу. А уж тут Джон что-нибудь придумает.

– Ваше сиятельство, взгляните сюда, – Ольховский раскрыл передо мной папку, где поверх бумаг лежала коротенькая записка, состоящая всего из двух слов: «Воротынский в Ивангороде».

К неудовольствию Никиты Андреевича Глазкова, заведовавшего Сыскным приказом, тайный коридор в стене моих апартаментов я заложил, лишив его соглядатаев возможности подслушивать и подглядывать за мной у меня же дома. Но кто его знает, у этого цепного пса царя-батюшки, может, еще какие-то возможности для наблюдения за мной имеются. Так что предосторожность руководителя контрразведки лишней не была, и мне самому предстояло определиться, как использовать эту информацию.

Я молча сложил записку пополам, поджег от свечи и аккуратно уложил на блюдце, а дождавшись полного сгорания бумаги, еще и поворошил пепел.

Какого черта Воротынскому понадобилось приехать туда, где его ждут каменоломни, а то и топор палача на этот раз? Для чего так рисковать? Он ведь женился на Островах, получил даже титул местного не то барона, не то баронета и должен быть вполне доволен жизнью. Что могло случиться? Что могло подвигнуть опального графа на подобное сумасшествие? И какое до всего этого дело мне? Да никакого, в общем-то.

Для меня он никто, это для того, прежнего, Бодрова Воротынский какое-то время считался другом. Если такое общение можно назвать дружбой. Скажем так: он был заводилой в компании из местных представителей золотой молодежи, куда входили Бодров и младший из царских сыновей. И он же пытался внушить князю с царевичем Алешкой всякие крамольные мысли по поводу пересмотра очереди к трону.

Я этого не помню, поскольку момент моего «подселения» в тело то ли умирающего, то ли уже умершего князя состоялся значительно позже, когда ведомство Глазкова уже разгромило этот «заговор» и «награды» нашли своих героев. Но по крупицам собранной от окружающих информации я в общих чертах сумел восстановить картину произошедшего, и по факту-то выходило, что из всей компании осознанно действовал именно Андрей Воротынский. Именно у него оказались интенсивные контакты с фрадштадтской стороной, и, к слову сказать, именно эти самые контакты устроили его побег на Острова из каменоломен.

Я с этим предателем встретился случайно, как раз когда он после побега направлялся к побережью, и он тогда попытался «раскрыть мне глаза» на давнюю историю вражды господина Глазкова с моей семьей. Мол, и родители мои погибли внезапно и при странных обстоятельствах, и покушение на меня случилось в момент, когда уже подходила к концу ссылка, которой ограничился наш царь Иван Федорович для моего наказания. Я его тогда выслушал, шум не поднял, погоню по следу не пустил, но это не значит, что поверил. Потому что детективов я на своем веку насмотрелся и начитался вволю и знаю, что доверять можно только фактам. А рассказ Воротынского – не более чем версия, причем версия негодяя и предателя.

Таким образом, нет у меня к нему никаких дружеских чувств или какого-то там чувства благодарности, ничего нет. Я ему ничего не должен, для меня он никто. Так что самым правильным решением было бы арестовать мерзавца и отправить туда, где ему предписано быть царским судом.

Есть, правда, в таком решении одна неприятная деталь – в случае ареста он наверняка попадет в руки Никиты Андреевича, а уж тот попытается подогнать все выжатые из арестанта сведения для новой обвинительной акции против меня. Не знаю, чем глава Сыскного приказа руководствуется в своих действиях, что им движет, но нутром чую, что не успокоился он, что всё будет именно так. И моя сильно изменившаяся в плюсовую сторону репутация его не остановит.