Дмитрий Евдокимов - Другие правила [litres]

– Я тоже тебя люблю, Бодров, – усмехнулся Глазков, – ты не поверишь – скучаю!

– А уж как я вас люблю, незабвенный Никита Андреевич! – не остался в долгу я.

– Аж слезу прошибает от этой нежной встречи двух друзей, – взял на себя труд остановить нашу перепалку Федор. – Хватит паясничать. Мы тут как раз о тебе говорили.

– А я-то всё думаю, чего это у меня уши горят? – не удержался я от смешка, но это было уже нервной реакцией на известие – неужели он знает про Воротынского?

– У меня здесь два письма на ваше имя, Михаил Васильевич, – с этими словами Глазков протянул мне исписанные чернилами бумаги, – вот первое, взгляните.

– А позвольте поинтересоваться, почему эти письма попали к вам, если адресованы мне? – тут я уже подпустил в голос побольше холодка, поскольку понял, что о сегодняшней встрече никто еще не знает.

– Не обессудьте, Миша, работа у меня такая, – Никита Андреевич развел руками, – слишком уж респонденты у вас заметные.

Что там еще за респонденты такие заметные, что Сыскной приказ заинтересовали? Писать приходится постоянно, поскольку ни телефонов, ни интернета здесь нет, а сообщения как-то передавать нужно. Для чего-то сверхважного используются специальные курьеры или доверенные лица типа Игната, Иванникова или Сушкова, но всё остальное идет через фельдъегерскую службу. С входящей корреспонденцией та же картина – что не вручается мне лично, то попадает к фельдъегерям. Понятное дело, что там без контроля Глазкова не обходится.

Сначала я перебрал листы первого письма, отыскав обратный адрес: «Фрадштадт, Джон Джонсон». Очень информативно. Уж мимо такого отправителя Никита Андреевич пройти никак не мог.

– Ну и что тут у нас? – отчаянно стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение, я углубился в чтение. Это было письмо Воротынского, и представляло оно собой очень грубо состряпанную провокацию. Ну, и подпись говорила сама за себя.

– Каково? – ехидно улыбаясь, поинтересовался Глазков, как только я дочитал письмо.

– Необычайно мерзкий пасквиль, – я передернул плечами – хотя и был предупрежден о содержании письма, но читать подобное всё равно было неприятно. – Никита Андреевич, вы можете не дружить со мной, но со здравым смыслом-то дружить просто обязаны.

– Ой, Бодров, да перестаньте вы уже считать себя центром мироздания, – начальник розыскников махнул на меня рукой, добродушно улыбаясь при этом, – думаешь, я прямо не ем, не сплю, только и жду любого повода, чтоб тебя в измене обвинить? Да делать мне больше нечего! Конечно же, я понимаю, что всё это – полная ерунда, написанная рукой всем нам хорошо известного Андрея Воротынского. И подписана в лучших традициях фрадштадтского «тонкого» юмора. Кстати, такой же фамилией представлялся тот самый фрадштадтец, который участвовал в вашем похищении, что наводит на определенные мысли, а также дает нам повод перейти к письму номер два.

Жестом фокусника он выудил из своего портфеля и протянул мне второе письмо.

Посмотрим, что тут у нас вторым сюрпризом идет. Ага, да это же от Яноша письмецо! Ответ от улорийского короля пришел. И каков будет его положительный ответ? А вот и нет, ответ отрицательный. Жаль-жаль-жаль! Ага, свое разбирательство назначил через три месяца. А до тех пор, мол, запретил Курцевичу покидать имение. Так я и поверил, что Янош сам это придумал! Заманить меня пытаются, на живца поймать. Ну-ну, поглядим-поглядим.

– Миха, вот скажи, неужели ты всерьез рассчитывал, что Янош выдаст тебе своего дворянина? – царевич Федор взглянул на меня с веселым интересом.

– Надежда такая была, хотя и не очень большая, – я изобразил примерный размер этой надежды, показав сантиметровый зазор между указательным и большим пальцем.

– Так для чего был весь этот балаган? – Глазков кивнул в сторону брошенного на стол письма.

– А теперь у меня полностью развязаны руки. Для всего. У короля Яноша была прекрасная возможность установить со мной лично теплые, дружеские отношения, для чего нужно было всего-то выдать мне преступника, но он ею пренебрег.

– Да какая возможность, Миша! – удивленно воскликнул Федор Иванович. – Если бы Янош выдал тебе Курцевича, то его свое же окружение растерзало бы! А так он прекрасно выкрутился и не упустил момента щелкнуть тебя по носу – мол, сам разберется и, если нужно, сам накажет.

– Я прекрасно представляю себе реакцию его окружения, – спокойно ответил я, – и даже знаю, кто в этом окружении очень плотно общается с агентами фрадштадтской Тайной канцелярии.

– Михаил Васильевич! – снова подключился к разговору глава сыска. – Михаил Васильевич, это очень опасные игры! И я бы просил вас впредь если не согласовывать подобные действия со мной, то хотя бы ставить меня в известность!

– О чем вы, Никита Андреевич? – поинтересовался я с самым невинным видом, повторно разворачивая письмо.

– Да знаю я вас! Возьмете эскадрон гусаров и помчитесь самосуд вершить. А там вас и ждут уже, скорее всего!

– Не стоит так волноваться, – я отложил бумаги и взглянул в глаза Глазкову самым честным взглядом, на который был способен в этот момент, – не будет ничего этого.

– Точно? – розыскник промокнул платочком внезапно выступившую на лбу испарину. Неужто так сильно за меня переживал?

– Абсолютно!

– Что ж, тогда я спокоен, надеюсь, мы друг друга поняли, князь, – Глазков застегнул свой портфель, поднялся из-за стола и коротко поклонился сначала царевичу, потом мне. – А посему разрешите откланяться, дела ждут!

И с этими словами глава Сыскного приказа оставил нас с Федором наедине.

– Не будет ничего этого ? – переспросил царевич, как только за Никитой Андреевичем закрылись двери, с нажимом произнося последнее слово.

– Не будет, – подтвердил я, усмехаясь, – в смысле, гусаров не будет. От слова вообще.

Проговорили мы в тот вечер с Федором допоздна. Все его попытки отговорить меня от задуманной авантюры оказались напрасны. Если уж у Натальи не получилось, то куда там царевичу! Нет, он, конечно, мог мне приказать, но решил не делать этого, поскольку не был уверен, что я не нарушу этот приказ. Зачем же тогда сознательно идти на обострение отношений? Для меня этот вопрос является принципиальным, и к его решению я подходил не абы как, а очень даже основательно. Информация о заданном районе Улории стекалась ко мне и из нашей службы внешней разведки, и от разведчиков первого Белогорского пехотного полка, уже две недели шастающих по заснеженным лесам сопредельной территории. Так что всё у меня под контролем, риск сведен к минимуму, и помощь Никиты Андреевича вовсе не нужна. Тем более что главной опасностью задуманного предприятия была утечка информации, а при всем уважении к господину Глазкову доверия у меня к нему не было. Да что там говорить за него, даже Федору я обрисовал план лишь в общих чертах – ни времени, ни направления, ни задуманного мною финального аккорда.