Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том II

Мы быстро проскакиваем под эстакадой. Очень похоже, что именно здесь, на новой двух ярусной развязке, снимали фильм «Берегись автомобиля». В последний момент из будки выбегает ОРУДовец с жезлом, машет палкой. Ага, так мы тебе и остановились! Еле сдерживаю себя, чтобы как мальчишка не показать ему язык в заднее стекло. Это явно нервное.

Дальше путь свободен. Мезенцев ведет Волгу уверенно, профессионально. Еще полчаса, и мы у Внуково 2. Правительственный аэропорт, действительно, оцеплен, и нас тормозят еще на подступах к нему. Выходим, а дальше идти приходится быстрым шагом, под конвоем охранников Хрущева, вооруженных автоматами Калашникова. Видно, что ребята сильно нервничают.

У самого терминала к нам подходит Литовченко. Красивый высокий мужчина лет пятидесяти, в брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. Поверх рубашки, как и у Мезенцева — наплечная кобура с пистолетом. На лбу — солнцезащитные очки. Нахватались уже у западных телохранителей, но вещь вообще-то нужная. Я стаскиваю простреленный пиджак, перекидываю его через руку.

— Прошу сдать оружие! — вместе с Литовченко к нам подходит еще пятеро охранников — Банников только что звонил. Сообщил, что вы все трое участвовали в перестрелке с Захаровым и Семичастным. Совсем охренели?!

Разумеется, Литовченко выразился более энергично. Мат так и сыпался из него.

— Как они? — Мезенцев безропотно отдал охране пистолет. Разоружились и мы с Литвиновым.

— Пока все живы, и генералов, и охранников доставили в Склиф, оперируют.

— Осторожнее вот с этим — я ткнул пальцем в диктофон, который у меня тоже отобрал один из подчиненных Литовченко — Ради него мы и пошли на стрельбу в главном здании КГБ.

Взгляды всех скрестились на Филипсе.

Литовченко осматривает диктофон, отщелкивает аккумулятор, открывает касетоприемник. Осмотр его удовлетворяет.

— Ты кто такой?

— Я тот, из-за кого все это завертелось. Алексей Русин.

— Подожди… Видел тебя по телевизору — Литовченко морщит лоб — Рядом с Гагариным. Стихи читал.

— Точно.

— Ладно, Русин, молись. Никита Сергеевич рвет и мечет — тяжело вздыхает глава охраны Хрущева — Если вы и правда стреляли на Лубянке по генералам, то суда не будет — мы вас тут сами при попытке нападения на охраняемое лицо исполним.

— Семичастный и Захаров готовили покушение на Хрущева. Веди к шефу — спокойно произносит Мезенцев — Думаю, что мы с парнями еще потопчем землю.

Входим в здание аэропорта. Маленький, пустой, стеклянный терминал встречает нас тишиной. Не ревут моторы самолетов, женские голоса не объявляют рейсы. Нас еще раз тщательно обыскивают, мы стоически терпим.

И тут меня, наконец, накрывает отходняк. Перед глазами встают скорчившиеся на полу тела Захарова и охранников. Кровь, крики… Это ведь я их… Падаю на колени и меня выворачивает прямо на пол. Абсолютная память усиливает эффект — я повторно слышу чавкающий звук, с которым пуля попадает в тело генерала, ощущаю запах пороха. Тело сотрясает дрожь, и лишь огромным усилием воли я беру себя в руки. Литвинов помогает мне встать, все окружающие мужчины смотрят на меня без осуждения.

— Ну, и кто тут блюет? — неожиданно открывается дверь, и в компании двух охранников к нам выходит Хрущев. Привычного румянца на лице Никиты нет, под глазами — мешки, дышит тяжело. Телохранители расступаются, но стволы автоматов не отпускают. Черт, а ведь среди них может быть тот самый «человек» Семичастного! Полоснет по нам всем сейчас очередью от бедра и привет. Я вытираю рукавом рубашки губы, сплевываю на пол — не до приличий сейчас.

— Блюю я, Никита Сергеевич. Первый раз сегодня стрелял в живых людей вот так… глаза в глаза.

Мезенцев молчит, Литвинов тоже. Хрущев хмурится.

— Говори. Только коротко.

Я замечаю за ремнем брюк Хрущева какой-то импортный пистолет. Этот применит оружие без раздумий.

— А чего говорить то? Возьмите вон диктофон — я тыкаю пальцем на одного из телохранителей с Филипсом в руке — И послушайте пленку, что я случайно записал у Брежнева во время подготовки мемуаров. Только один, там не для всех информация.

— Ты проверил? — Хрущев переводит взгляд на главу своей охраны. Литовченко, молча, кивает.

1-й секретарь ЦК КПСС забирает диктофон и уходит. Мы стоим, ждем. Литовченко не выдерживает, дает команду позвать уборщиков. Приходят две пожилые женщины в серых халатах, с ведрами. Начинают швабрами убирать мое художество. Я краснею от неловкости, но они кажется и не к такому привыкли — спокойно убирают и также спокойно уходят.

Наконец, из двери выглядывает Хрущев. Он стал еще бледнее.

— Никифор Трофимович, зайди.

Литовченко уходит, мы продолжаем ждать. Еще четверть часа, возвращается глава охраны. Он мрачнее тучи, держит в руке пистолет.

Дает короткую команду сотрудникам — Верните товарищам оружие.

Телохранители удивленно переглядываются, но дисциплинированно передают нам наши ТТ. Я свой сую за ремень как Хрущев.

— Заходите, Никита Сергеевич ждет вас.

Мы входим вовнутрь небольшого зала, по периметру которого стоит мягкая кожаная мебель — кресла и диваны. На низких журнальных столиках лежат газеты и журналы, в том числе — зарубежные. Вижу даже англоязычную прессу. Есть в этом зале и небольшой открытый бар с бутылками и бокалами. А вот окон здесь нет.

— Товарищи — Литовченко мнется, оглядывается на Хрущева, который в прострации сидит в одном из кресел, поглаживая Филипс на коленях — В ближайшее время… Вы — охрана Никиты Сергеевича. До тех пор, пока я не вызову из Кремля резервную смену.

— Я хотел предложить то же самое — спокойно соглашается Мезенцев. — Только заберите у телохранителей и дайте нам автоматы. Предатель может открыть стрельбу — с одними пистолетами мы не отобьемся. Никита Сергеевич, нужно бы вызвать в аэропорт мобильную группу дзержинцев.

Хрущев не отвечает, сидит с застывшим взглядом. Я понимаю, что 1-й секретарь в ауте. Он уже не поглаживает Филипс — просто бессмысленно щелкает клавишами. Иду в бар, выбираю бутылку водки. «Московская особая» в экспортом варианте. Захватив стакан для минералки, направляюсь к Хрущеву. Скручиваю «Особой» голову, наливаю стакан до половины.

Перед тем как отдать стакан, сам прикладываюсь к бутылке. Водка огненной струей проваливается в желудок, я крякаю, пытаюсь восстановить дыхание. Из глаз льются слезы, но сразу становится легче.

Глядя на меня, Хрущев тоже прикладывается к стакану, выпивает «белую», не поморщившись.

— Что с зятем? — глава государства, наконец, оттаивает.

— Сердечный приступ. Сразу как услышал что на пленке.

— Дочка звонила из больницы, плакала. Врачи пока ничего не говорят.