Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том II

В районе Китай Города, рядом с танком, преграждающим въезд на Старую площадь, нас останавливает пост военных инспекторов дивизии Дзержинского. Показываю бумагу, нас тут же пропускают.

— Эх… Сфотографироваться бы сейчас! На память и для мемуаров — Литвинов чешет затылок, пока танк откатывается назад и открывает нам въезд на Старую площадь.

— Один такой уже написал мемуары… — хмыкаю я в ответ.

Но мысль о фотках меня теперь тоже не покидает. А еще было бы неплохо переодеться во что-то более удобное и подходящее к случаю. Мы подъезжаем к главному входу, солдаты высыпаются на асфальт из БТРа, разминают ноги. Еще не успели войти в здание, а к нам уже спешит пожилой мужчина в аппаратном костюме.

— Начальник охраны, полковник Звягинцев. Вы товарищи Русин и Литвинов?

— Мы.

— Паспорт ваш можно?

— Этого — капитан приподнимает автомат — недостаточно?

— Подожди, Северцев — я достаю паспорт, в него вложена «индульгенция».

Звягинцев внимательно ее читает, с прищуром сравнивает меня и фотографию в паспорте. Ну, да — там я без бороды. А что теперь мне — паспорт менять? Потом проверяет служебное удостоверение Литвинова. Наконец, кивает головой.

— Приказано оказать вам любую помощь. Был звонок с Лубянки.

Быстро там Мезенцев взял все в свои руки! Так даже не интересно. Неужели и не постреляем в ЦК?

— Ведите нас к Шелепину.

Всей толпой мы входим в здание, топаем по коридорам, устланными ковровыми дорожками, и лестницам. Из кабинетов выглядывают головы испуганных сотрудников и тут же исчезают. На 4-м этаже проходим через большую приемную, мимо побелевшей секретарши, без стука вламываемся в кабинет. На дубовом паркете лежит шикарный белый ковер, вдоль стен дубовые книжные шкафы, современный иностранный телевизор на низкой тумбе. Стильненько так…

— Сталина на вас нет… — ворчит Северцев, разглядывая окружающую роскошь.

— Что вы себе позволяете?! — из примыкающей комнаты выходит Шелепин. Губы упрямо сжаты, глаза сердито мечут молнии. Теперь понимаю, почему его за глаза "железным Шуриком" называют. Такой действительно мог принять решение о расправе в Новочеркасске.

— «Которые тут временные?» — не могу я удержаться от сарказма, смотря на его грозное лицо — «Слазь! Кончилось ваше время".

— Ты, бл№%дь, понимаешь с кем вообще говоришь, сопля… ой-ё..! — я без замаха бью кулаком в «солнышко», и «Шурик» складывается на ковер. Ерзает от боли ногами.

— Ботиночки-то тоже иностранные! — неодобрительно резюмирует Северцев — А простой народ в кирзачах ходит.

— Кирзачи — это еще хороший вариант. Так, забирайте этого барина и грузите его в БТР.

Я выхожу в приемную. Молодая, привлекательная секретарша вытирает слезы. Обширная грудь под белой блузкой учащенно вздымается от девичьих рыданий.

— Как тебя зовут?

— Лена.

Пухленькие губки Лены полностью отключают мой мозг.

— Ровно в полночь…

— Что в полночь? — Девушка перестает плакать и растерянно смотрит на меня.

Беру девушку за руку. Чувствую, как она дрожит.

— Приходите к амбару, не пожалеете. Мне ухаживать некогда. Вы — привлекательны, я — чертовски привлекателен, чего зря время терять? В полночь. Жду.

— Гхм — раздается сзади. Это кашляет Звягинцев.

Мозг включается обратно, я отпускаю руку девушки.

— Шучу…. Леночка, дозвонись до приемной комиссии МГУ и найди мне там к трубке Дмитрия Кузнецова, 3-й курс журфака.

— Да, конечно. Вам на городской телефон в кабинет вывести?

— Давай туда.

Пока жду звонка, обращаюсь к Звягинцеву.

— Сейф немедленно опечатать, выставить у кабинета охрану. Документы из ящиков и со стола изъять, сложить все в коробки, тоже опечатать и вместе с ключами от кабинета и сейфа отправить под охраной генералу Мезенцеву в Комитет. Вопросы есть?

— Никак нет — начальник охраны здания по-военному выпрямляется.

Наконец, раздается звонок. Беру трубку белого телефона — Приемная комиссия? Русин говорит. Да, то тот самый. Кузнецова позовите…. Димон, ты? Никуда не пропал, работаю. Нет, не в Известиях. Что за работа? Прополка овощей. Из того анекдота, помнишь? Нет, не шучу. Кузнец, слушай меня. Бери мой Зенит в тумбочке, собери в сумку мою форму, в которой я на прием недавно ходил, и бегом по адресу Ленинские горы, дом 11. Конечно, я знаю, что там правительственные особняки. Что будет? Метеорит упадет. Кое-кому на голову. Заснимем это для истории.

Подмосковье, Внуково 2.

18 июля 1964 года, пятница, 14.00.

И в этот раз рассадка Президиума произошла ожидаем образом. Охрана сдвинула в депутатском зале несколько диванов друг напротив друга, поставила журнальные столики посередине. Справа сел в центре Хрущев, рядом с ним — Микоян, апоплексичный, с трудом дышащий Козлов, хмурые Косыгин и Кириленко. Напротив разместились Подгорный с Полянским и Воронов со Шверником.

— Где Суслов? — жестко произнес Хрущев, раскладывая на коленях какие-то бумаги.

— Я звонил ему — тихо ответил Подгорный — Он заболел.

— Заболел? От страха обосрался! — хмыкнул Никита Сергеевич.

— Что с Леонидом Ильичем? — твердым голосом поинтересовался Воронов — Он мне звонил с утра…

— Еще разок предлагал тебе поучаствовать в заговоре? — Козлов наклонился вперед, вперил в четверку напротив тяжелый взгляд.

— Какой заговор?! — тут же взвился Полянский — Не было никого заговора! Да, вели разговоры. Но о том, что ты, Никита, зазнался, потерял связь с реальностью. Мнение товарищей ни во что не ставишь и единолично принимаешь важные решения. В каждой бочке — затычка!

— А ну заткнись! — Хрущев ударил кулаком по стеклянному столику, по столешнице побежала внушительная трещина. — Ты уже едешь в столыпинском вагоне. 10 лет на Колыме написано у тебя на лбу!

— Не сметь на нас кричать! — в ответ заорал Шверник. — Ты себя кем возомнил? Сталиным?!

— Да при Кобе вы язык в заднице держали, он бы вас сразу к стенке поставил! — еще больше завелся 1-й секретарь — А я цацкаюсь, разговоры с вами веду…

— Товарищи, товарищи — примирительно произнес Косыгин, достал из внутреннего кармана бумагу и ручку — Давайте вернемся в спокойное русло. Никто не против, если я буду вести протокол?

— Веди — буркнул раскрасневшийся Хрущев, — Кворум есть, открываю заседание. Начнем его вот с этого.

На столик был поставлен диктофон Филипс, включена запись. Раздался хорошо узнаваемый голос Брежнева, потом Семичастного и Шелепина. В тот момент, когда заговорщики начали обсуждать убийство 1-го секретаря вся «левая» четверка членов Президиума побледнела и растеряла весь свой боевой задор. Полянский так и вовсе закрыл лицо руками.

— Вот такие у нас пироги с котятами — удовлетворенно произнес Хрущев после того, как пленка закончилась и щелкнула кнопка диктофона — Я на выходные собираю Пленум ЦК. Проиграем запись товарищам, послушаем, что они скажут. Бомбу на борту самолета нашли, один из моих охранников уже сознался. Сразу как взяли у всей смены смывы рук. Даже результатов экспертизы дожидаться не стал — сразу раскололся. Вот, его признание. Пока от руки написал, но потом следователь все правильно оформит. Ознакомьтесь.