Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том II

Двери заперты изнутри, но никого это не смущает — несколько умелых ударов прикладом — и дверь тут же распахивается перед нами. Баррикад в доме нет, но в холле нас встречают несколько молодых мужчин, вооруженных пистолетами, они пытаются преградить нам путь. Смешно. Учитывая количество автоматов, наведенных сейчас на них. Да и все пути отступления для них надежно перекрыты — дом окружен бойцами. Северцеву и его людям не откажешь в профессионализме.

С обеих сторон раздается дружный мат. Наш — мощнее и забористее.

— Не дурите! — объясняю я культурным языком, Литвинов лезет за ксивой — Здание окружено, сопротивление бесполезно. Сложите оружие.

— Что происходит? Кто вы и почему врываетесь на территорию охраняемого объекта?!

— В Москве предотвращена попытка государственного переворота. У нас личный приказ товарища Хрущева арестовать участников заговора, — мои громкие слова и демонстрация соответствующей бумаги повергают охранников в настоящий шок. Похоже, никто здесь и не думал посвящать их в происходящее.

— А… Леонид Ильич-то причем?! Они с Никитой Сергеевичем близкие друзья! — искреннее возмущение только укрепляет меня в мысли, что их использовали втемную.

Цитату из Высоцкого тут, конечно, пока не знают, до «Вертикали» еще три года ждать, но все замолкают, ожидая продолжения.

— Он входит в число главных заговорщиков.

Старший охранник после короткой заминки выступает вперед и медленно кладет пистолет на мраморный пол. Так же медленно делает шаг в сторону. Остальные следуют его примеру. Похвальное благоразумие — слава богу, никто из них в героев играть не собирается. Один из автоматчиков отодвигает растерянных охранников в сторону, освобождая нам путь во внутренние помещения особняка. Вижу, как ребята Северцева косятся на мраморные полы и хрустальные люстры — будет, что рассказать сослуживцам вечером в казарме. Да бойцы, вот так живет наша партийная элита! А для вас перенаселенные бараки с удобствами на улице. Литвинов ни к кому конкретно не обращась, громко спрашивает:

— Где сейчас гражданин Брежнев?

Пожилой охранник тяжело вздыхает.

— В гостиной на первом этаже.

— Проводи.

— Не нужно, — вмешиваюсь я — дорогу туда я знаю.

Мы в сопровождении двух автоматчиков идем по коридорам особняка вчерашним путем, в голове моей ощущение полного дежавю. Суток не прошло, как я снова здесь и снова вижу все эти стены, эти двери и прекрасный сад за окнами. Словно и не было ничего — ни пленки, ни бессонной ночи, ни стрельбы на Лубянке… Как и вчера, входим в просторную светлую комнату с камином, и снова там за столом сидит Брежнев — правда, сегодня он не в спортивном костюме, а в темных брюках и в белоснежной рубашке. На столе перед ним снова графин с водкой и пепельница, полная окурков. Чувство дежавю усиливает мерное тиканье настенных часов и открытое окно с развивающимися на сквозняке занавесками…

Из вчерашней картины резко выбивается только черный пистолет, лежащий рядом с пепельницей, и пиджак, небрежно брошенный на спинку стула. Да еще свернувшийся змеёй темный галстук на белоснежной скатерти стола. Видно, Брежнев куда-то собирался с утра, но плохие новости отменили его планы. Теперь вот сидит, напивается с горя — графин ополовинен.

— Комитет Государственной Безопасности. — Литвинов делает отмашку ксивой и сразу берет быка за рога — Гражданин Брежнев вы арестованы, сдайте личное оружие.

— Явились, вороны — Ильич не трогается с места — Кровь почуяли?

— Кровь — это скорее по вашей части — не могу смолчать я.

Брежнев переводит на меня тяжелый мутный взгляд, и в глазах его отражается узнавание.

— Русин, ты что ли…?! Так ты тоже оказывается, из этих… — он кивает на Литвинова и морщится так, словно лимон проглотил.

— Леонид Ильич, с чего вдруг такое пренебрежение к КГБ? У вас вон в друзьях сразу три Председателя Комитета — бывший, отстраненный и исполняющий обязанности! Это я про Шелепина, Семичастного и Захарова.

— В друзьях? — пьяный Брежнев нехорошо улыбается — Не смеши, Русин! Где они, эти друзья?! Втянули в свою аферу, а сами начали действовать за моей спиной…

— Так вы же не маленький, знали, на что шли, когда давали свое согласие на убийство Хрущева.

— Да не хотел я его смерти! Думал просто выиграть время и мирно Никиту на пенсию отправить.

Хорошая попытка отмазаться. Даже сделаю вид, что верю. Только ведь в моей истории именно Брежнев настаивал на физическом устранении Хрущева — собственно Семичастный прямо рассказывает об этом в своих мемуарах.

— А вот подельники ваши по-другому решили. Переиграли они вас, Леонид Ильич!

— Чему радуешься, Русин? Думаешь, Никита тебе всю оставшуюся жизнь благодарен будет? Так он добра не помнит — завтра перешагнет и забудет! А вот я в отличие от него умею быть благодарным. Промолчал бы, не лез, куда не надо — мог бы большим человеком стать, Русин.

— А я не за спасибо стараюсь, и не за блага. Мне, Леонид Ильич, за державу обидно, — повторяю я слова Верещагина, которые тоже пока никто не слышал — Только вам боюсь этого не понять.

В этот момент я уже подошел к столу и, дотянувшись, подхватываю за ствол брежневский пистолет. Его наградной «вальтер» даже не снят с предохранителя. Брежнев с тоской провожает его глазами.

— Знаешь… я хотел ведь сначала застрелиться — Ильич оборачивается на щелчок Зенита. Это Димон творит фото историю — …потом подумал: а какого черта…?

Застрелиться? Да кишка у тебя тонка! На такое ведь тоже большое мужество требуется.

Литвинов, заметив на тумбе телефон, поднял трубку, и набрал городской номер.

— Товарищ генерал? Это лейтенант Литвинов. Задание выполнено, куда прикажете доставить арестованных? …Понял. Минут через сорок будем. Есть, исполнять!

И скомандовал, обернувшись к Брежневу — Арестованный, пойдемте!

Брежнев встал из-за стола, покачнувшись, потянулся за пиджаком. Хотел надеть его, но потом махнул рукой и просто накинул на плечи. Нетвердой походкой направился к двери.

Стоило нашей группе выйти в холл, как к нам навстречу бросилась модно одетая и очень самоуверенная брюнетка.

— Папа, что здесь происходит?! Кто все эти люди, и почему твоя охрана разоружена?

Глаза разъяренной Галины Брежневой сверкают праведным гневом, присутствие вооруженных людей ее совершенно не смущает. Она по-своему красива и совершенно бесстрашна — распихивает вооруженных солдат, сминая их своим напором, и через минуту уже крепко обнимает отца.

— Галя… — Брежнев явно не знает, как объяснить дочери происходящее, растерянно гладит ее по плечу.