Виктор Перестукин - Последний довод главковерха [СИ]

Отъезжая в предпоследней полуторке от горящих поездов, с вещмешком под задом и уже без капитанского пиджачка, думаю, как же так получается, что я ехал от войны, а приехал на войну. Война меня провожала, война меня догнала, вернее, встретила, война кругом, никуда от нее не деться. Доедем сегодня или завтра до госпиталя, совсем не такого тылового, как хотелось бы, и что? Да и доедем ли, где немецкие танки, ушедшие вперед, в наш тыл, пока я тормозил мотопехоту? Стоят и ждут меня вон за тем дальним леском, до которого я пока не дотягиваюсь верхним взглядом? А может, ждут, пока я доеду до места, устроюсь на законном койко-месте, и только после этого заедут в гости? Любят они это дело, если верить тому, что пишут и снимают о войне.

Через два дня мытарств, семнадцатого июля, наш передвижной госпиталь, наконец, добрался до места, и этим местом оказался город и станция Корсунь-Шевченковский. Название это меня сразу напрягло, смутно помнилось, что здесь случился какой-то котел, никаких подробностей ни по датам, ни по, тем более, номерам дивизий и армий, я не знал совершенно, но дела это не меняло никак, у меня просто чесались пятки дернуть отсюда. Все уверяли меня, что здесь глубокий тыл, и смеялись над моим беспокойством, моя репутация сверхзнатока осталась далеко на западе, среди моих воюющих товарищей, а создавать ее заново на новом месте у меня желания не было. День за днем я прислушивался к отрывочным сообщениям с фронта, и официальным, и передаваемым по испорченному солдатскому телефону, пытаясь создать собственное представление об истинном положении дел. Ничто не давало оснований для беспокойства, но я был уверен, что расслабляться нельзя, немецкие танки, передвигаясь по сто километров в сутки, за три дня могут сделать любой глубоко тыловой город прифронтовым, а то и находящимся в окружении.

Пока же ничего примечательного не происходило, я отлеживал бока и живот на госпитальной койке, гораздо более жесткой, чем мои повозочные перины, но идеально мягкой, если сравнивать с соломенным матрасом поезда. Питание было терпимым, а покой, до которого я наконец, дорвался, способствовал заживлению ран с экспресс скоростью, я уже уверенно бродил с костылем, и несмотря на все запреты врачей, постоянно торчал в госпитальном саду. В тот день, на пятый, после приезда в город, я тоже сидел под деревом на скамье, примостив рядом костыль, погода была прекрасная, но за эти несколько дней я успел отвыкнуть от страха перед немецкими самолетами, налетов на город не было совсем.

— Чего это чекисты здесь забыли? — Проворчал сидевший рядом парень с забинтованной головой.

Пришла беда, откуда не ждали, не танки, так эти меня догоняют, подумал я, сопроводив взглядом взошедших на крыльцо, и скрывшихся в дверях дух особистов. Не пуская ситуацию на самотек, пока нога и костыль несли меня в хозяйственный блок госпиталя, я проследил за ними верхним взглядом, худшие опасения полностью подтвердились, энкавэдэшники нашли начальника госпиталя и вместе с ним прошли в мою палату. Один из них там и остался, второй с врачом вышел в сад, и принялся опрашивать пожимающих плечами и разводящих руками раненых.

Я остановился перед дверью заместителя начальника госпиталя по хозяйственной части Фирова М. И., нащупал портсигар в кармане, после того, как я едва не потерял его вместе с вещмешком в вагоне поезда, я всегда носил его в кармане брюк, благо, я смог их снова носить после долгого перерыва. Часы же и так были у меня всегда с собой, и теперь я, вытащив их из кармана, зажал в кулаке, постучал в дверь и решительно рванул ее на себя.

— Разрешите, товарищ майор?

— Куда прешь, боец, не видишь, я занят?! — Рявкнул майор так, что сидящий перед ним тщедушный человечек от начальственного рыка втянул голову в плечи.

— Я по личному вопросу, товарищ майор, — в духе товарища Бендера хладнокровно заявил я, поигрывая драгоценной безделушкой на длинной цепочке.

Вещь современная, цены немереной произвела на товарища Фирова ожидаемое впечатление.

— Пошел вон, Калин, потом зайдешь.

Проводив выходящего взглядом, я подошел к столу, и примостил свои ползадницы на предостерегающе затрещавший стул, положив часы на середину стола, но не выпуская цепочку из рук.

— Что хотел, боец? — Грубо, но все равно как-то душевно, поинтересовался майор.

— Справка нужна. В том, что я, Лапушкин Авангард Михайлович, выписан из госпиталя и направляюсь в город Киев, на десять дней, до полного выздоровления.

Майор тяжело дышал, теребя обеими руками лежащие перед ним бумаги.

— Надо подумать. Сам я такие справки не даю, а к докторам у меня подходов нет, этих долболюбов ничем не зацепишь, я уже пробовал.

— Вы свою печать поставьте, слово «госпиталь» там есть, никто и не посмотрит, что она не гербовая, а «для хозяйственных нужд», а за начальника госпиталя я сам левой рукой подмахну.

— Тебя только послушать, первый же патруль заметет, и сам загремишь, и меня за собой потянешь.

Стук в дверь.

— Пошел вон, я занят!

Опять тишина, и тяжелые раздумья Фирова.

Бом-дин-бом-бом-дин-дон!

— Чудесная вещь, товарищ майор, чистого золота больше килограмма, корпус и крышка толщиной с палец, цепочка, сами видите. Швейцарская фирма, качество изумительное, за месяц ни на секунду не отстали, не обогнали, подводить не надо, заводишь раз в неделю. Водонепроницаемые, я с ними в грязи ползал, оботрешь тряпкой, снова новые, ничего их не берет. И противоударные, немцу каску можно пробить, как гирей, все им нипочем.

— Откуда они у тебя?

Вам справку из магазина показать, хочется спросить мне, но я просто молчу.

— Как говоришь, фамилия, Лапушкин? Красноармейская книжка-то, небось, в канцелярии, далеко ты с одной справкой уйдешь?

Кругом одни сложности, а особисты шарят по госпиталю, ищут меня.

— Сиди здесь, я закрою тебя, чтоб не лазили.

Майор уходит, и вправду заперев дверь на ключ, вскакиваю, если можно так назвать мое неловкое вставание со стула, достаю со второй полки делового шкафа пятую слева толстенную папку с завязками, «Акты на списание малоценной и быстроизнашиваемой хрени», умница Фиров, если хочешь хорошо спрятать, положи на самое видное место. Только со мной этот номер не прокатывает, валяясь сутками напролет, я от нечего делать не только девушкам под юбки заглядывал, и что за жук Фиров, знаю отлично. Здесь у него наверняка только малая часть сбережений, держит под рукой на текущие расходы, но мне они на первое время очень пригодятся. Мне бы только до Киева добраться, рассуждал я про себя в ожидании майора, а там выйду на ушлого капитана, увезшего мои деньги, или его друзей, наверняка таких же прожженных жуликов. Они без проблем сделают мне липовые документы, нарисуют полное списание по ранению, тем более основания для этого есть, и пусть ретивые чекисты ищут меня до конца времен. Снимаю матерчатый чехол со стоящей в углу пишущей машинки, складываю туда деньги, завязываю узелком и ставлю на пол возле двери.