Анатолий Дроздов - Лейб-хирург

Беру государыню за запястье и смотрю на циферблат часов. Пульс нормальный, наполнение хорошее.

— Покажите язык! Скажите «а»!

Норма. Прикладываю ладонь ко лбу Марии. Градусника у меня нет, как и слуховой трубки, но обойдемся. Так, температура слегка повышена, но в пределах субфебрильной [38] То есть от 37.1 до 38 градусов. . После операции это нормально, сбивать не нужно. Пациентка чувствует себя бодро, это по ней видно. А что с ногой?

Откидываю край одеяла, задираю подол шелковой рубахи (успели переодеть) и разглядываю пострадавшую ногу. Хм! Мастерство не пропьешь. Аппарат Илизарова встал, как родной. Цианоза [39] Синюшная окраска кожи и слизистых оболочек. и отека тканей не наблюдается – не зря вчера светил руками. Нога выглядит, как спустя неделю после операции.

— Горецкий удивлялся железу, в которое вы заковали мою ногу, — сердито говорит Мария. — Интересно, зачем? Почему не гипсовая повязка?

Сейчас узнаешь…

— Дайте мне ваши руки, государыня!

Поколебавшись, Мария протягивает их. Помогаю ей сесть, встаю и тяну дальше.

— Что вы делаете? Мне нельзя вставать! Нога сломана.

— Если доктор говорит «можно», надлежит слушаться.

Подскакивает Михаил и помогает поднять мать. Она морщится, но стоит.

— Больно?

— Терпеть можно, — кивает она.

— А теперь сделайте несколько шагов. Не бойтесь. Мы с Михаилом Александровичем будем страховать.

Поддерживаемая с двух сторон, императрица неуверенно шагает вперед. Доводим ее до стены, разворачиваем и ведем обратно. Хватит на сегодня. Помогаю Марии лечь и накрываю одеялом.

— Теперь ясно, для чего понадобилось железо, государыня? Оно взяло на себя нагрузку на сломанную кость. Вы можете вставать и ходить, а спустя несколько дней, если будет такое желание, вести обычную жизнь. Когда кости срастутся, я сниму аппарат. К слову, вы первый пациент в России, на котором его применили. И не только в России: аналогов нет нигде в мире.

— Умеете вы удивлять, Валериан Витольдович! — крутит головой императрица. — Не только в медицинских делах. Сын рассказал, как вы вчера распоряжались. Мне теперь придется о многом думать, и многое переустроить.

Думайте! Это полезно. Но, блин, даже спасибо не сказала! Нет, Романовы неисправимы – как здесь, так и в моем мире.

— Кстати! — верчу головой. — Здесь должна находиться медицинская сестра. Где она?

— Я выгнала! — фыркает Ольга. — Нечего этой жидовке тут делать!

Вот, значит, как? Чувствую, как внутри меня начинает клокотать. Да, что ж это такое? Тут ночь не спал, наблюдая пациентку, пришел ее проведать, а тебе в харю селедочной головой тычут…

— Почему вы так поступили, ваше императорское высочество?

Из последних сил стараюсь быть вежливым.

— В моем поезде – отличные сестры, они будут ухаживать за мамой. Зачем ты эту иудейку притащил?

Как же хочется материться..

— Объясню, ваше императорское высочество. Вчера на вашу мать совершили покушение. Сделал это человек или несколько людей, вхожих во дворец. Без них точно не обошлось. В такой ситуации помимо спасения жизни императрицы, требовалось обеспечить ее безопасность – окружить надежными людьми, которых я знаю, и которым доверяю. Таковых нашлось двое: Елизавета Давидовна Полякова и Михаил Александрович Зильберман. Последний, кстати, тоже еврей. Мы втроем оперировали вашу мать, а затем по очереди дежурили возле ее постели. Результат вы видите. И что же? В благодарность Полякову выгнали из Кремля как шелудивую дворнягу. Я этого не понимаю, и принять не могу. А раз так, то теперь, когда жизни государыни ничего не угрожает, считаю свой долг перед ней исполненным. Аппарат снимет Горецкий, я скажу ему как. Ваше императорское величество! — поворачиваюсь к императрице. — Прошу принять мою отставку и направить на фронт. Могу возглавить медсанбат, или трудиться обычным хирургом. Там не так комфортно, как в Москве, зато никто не смеет мне указывать, кого брать себе в помощники.

Несколько секунд бодаемся с императрицей взглядами. Затем она переводит взор на детей. — Дочь, выйди! — бросает резко. — И ты, Михаил!

Ольга хочет что-то сказать, но не решается и выходит. Следом устремляется цесаревич. Стук закрывающейся двери…

— Присаживайтесь, господин Иванов! Нам нужно поговорить.

Подчиняюсь. Некоторое время она молчит.

— Не обязана, но объясню, — наконец произносит императрица. — Вчера погибло много людей. Министр двора, многие придворные, близкие мне люди, в том числе мой секретарь. Даже не представляю, кем его заменить. Я обсуждала это с детьми, как вдруг явились вы. Этим и объясняется неласковый прием. Мы все на нервах. Но, знайте: еще никто не упрекал русскую императрицу в неблагодарности. Решение насчет вас мною принято. Так вот: Довнар-Подляского больше нет, он скончался вчера.

Смотрю на нее, не понимая.

— Во-первых, это не ваша истинная фамилия, во-вторых, настоящий Довнар-Подляский был изрядным подлецом. Незачем продолжать этот поганый род, пусть исчезнет навсегда. Отныне вы – князь Мещерский. Этот славная фамилия угасла, вот вы и продолжите. К титулу прилагается поместье во Владимирской губернии: леса, поля, реки – всего свыше десяти тысяч десятин. У Мещерского непременно должно быть соответствующее его рангу имение.

— Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве, государыня!

— А вам и не нужно. Наймете управляющего. Кстати, в имении он есть, и о нем хорошо отзываются. Понравится – оставите. Доход поместье дает достойный. Теперь о ваших помощниках. Нельзя позволить, чтобы русскую императрицу спасли от смерти два еврея и поляк. С Довнар-Подляским мы разобрались, Зильберман тоже исчезнет. Вместо него появится барон Засс. Этот род прекратился в прошлом веке, не мешало возродить. Достоин ваш товарищ титула барона?

— Несомненно, государыня! Михаил Александрович – талантливый хирург. Знаю его по фронту. Зарекомендовал себя отважным человеком.

— А говорят, евреи трусливы. Что ж… Если рекомендуете, пусть будет так. Откуда он родом?

— Из местечка в Могилевской губернии.

— Подыщем ему имение там. Не такое большое, как у вас, но достойное барона.

— А можно вместо имения дом в Москве?

— У вашего товарища есть средства, чтобы его содержать?

М-да… Не подумал.

— К сожалению, он беден. Живет на жалованье, содержит на него мать и младших сестер.

— Имение даст доход, на который можно снять приличную квартиру или дом в Москве. Его семье не придется нуждаться. Теперь о Поляковой. Она замужем?

— Нет.

— Тогда фамилию даровать не буду, в этом нет смысла, все равно выйдет замуж и поменяет. В благодарность за участие в спасении императрицы жалую ей кавалерский крест ордена Святой Софии. Им награждают благородных дам, поэтому предварительно Полякова получит потомственное дворянство. Вас с бароном тоже наградят. Князю Мещерскому жалую орден Святого Георгия третьей степени, барону – четвертой. Думаю, Георгиевская Дума поддержит представление. Одновременно жалую вам новый чин. С этой минуты вы действительный статский советник. Какой чин у Зильбермана?