Александр Воронков - На орловском направлении. Отыгрыш

— Вчера после полудня летали, — догадливо подтвердил Оболенский. — Надо понимать, так ничего и не увидели. Мы, товарищ старший майор, судьбу не искушали, работали исключительно по ночам.

С того берега тем паче ничего не видно, Годунов лично проверял. Мост через Тишинку — капитальный деревянный, рассчитанный на то, чтоб по нему трактора без риска шли — «взорвали по-тихому» вчера поздним вечером. Посредством эдакого каламбура описал произошедшее доцент Малыгин, сутуловатый пожилой мужчина с легкой татарщинкой в чертах лица. Пришлось переходить речку вброд вслед за проводником — молчаливой женщиной лет сорока пяти, жительницей спешно эвакуированных Сизовых Дворов, по-старушечьи обвязанной тремя шерстяными платками: один голову и плечи укрывает, второй крест-накрест увязан на груди, третий поясницу укутывает. За всю дорогу туда и обратно обернулась один только раз — когда дошли до торчащих из-под воды накренившихся пеньков-опор, — и строго спросила, без ошибки угадав в Годунове старшего:

— А мост-то наш когда обратно ладить начнете?

— Как только немца прогоним, — честно ответил он, и их короткая процессия двинулась дальше.

В кино все красиво: генерал с биноклем в руках, следом за ним — солидные штабные, где-то на заднем плане бойцами роты Почётного Караула маячат внушительного вида автоматчики. Да и вряд ли эстеты-сценаристы избрали бы для драматического сюжетного хода место близ населенного пункта с названием Бельдяжки… вот в комедию какую-то, смутно припоминается, воткнули. Но то — в кино. А в реальности…

То ли реальность вообще выглядит несколько иначе, то ли он, Годунов, своими лихаческими выходками исхитрился создать насквозь альтернативный вариант, но свита под стать ему самому, старшему майору третьего ранга. Бригвоенинтендант-артиллерист — это ещё куда ни шло. А вот священник-артиллерист… Без долгих прений (и, слава богу, без возражений со стороны дотошного умницы Игнатова) решено было назначить бывшего штабс-капитана Земского на должность, соответствующую его опыту и роли в предстоящих событиях. Спросят за это потом? Не факт. Всяко — не строже, чем за упущенные шансы. А вот поднять авторитет командира — вопрос сегодняшнего дня. Промедление для нас смерти подобно, как прозорливо отмечал основатель Советского государства. Форма с отложным воротом сидит на новоиспеченном командире батареи как-то странно. Не как на ряженом актёре из псевдоисторических фильмов, «основанных на реальных событиях»; доводилось Годунову семьдесят лет тому вперед скоротать вечерок-другой за просмотром очередной белиберды. Выправка у Земского, с какой стороны ни глянь, офицерская. Да почему-то вот топорщится-бугрится не придавленный погонами габардин на широких плечах. Борода? Ну, борода, конечно, — по сану, а не по воинскому званию.

А в довесок — трое штатских: Малыгин и строители — высоченный дед, представившийся (надо ж такому быть!) Ермоловым Алексеем Петровичем, и широколицый мужик, который, привычно подхрипывая, как многие, кому приходится долго орать на ветру, без обиняков назвался дядей Вовой. Шестеро. Опять шестёрка! Но на этот раз дурацким суевериям разгуляться было негде: приплюсовываем к командирам и гражданским спецам четверых бойцов с трёхлинейками — и получаем в сумме вполне счастливую десятку, тьфу-тьфу-тьфу… Александр Васильевич незаметно постучал по дереву — не просто по деревяшке, а по самой настоящей берёзе.

А Оболенский тем временем докладывал, и что-то в его сугубо уставном тоне было от речи экскурсовода:

— Как и планировалось, три тысячи снарядов разместили за Тишинкой, полторы — за Кромой. Дорогу перепашут не намного хуже трактора, это мы с товарищами, — кивок в сторону помощников, — можем уверенно обещать. Да вот только… — выдохнул-выкашлял, будто горячим чаем обжегшись, — кто и что будет в этот момент находиться на дороге?..

Годунов пожал плечами.

— Тут уж мы постараться должны. Вы, я, — улыбнулся уголком рта, — и русский авось. Чтоб в нужный момент команду отдать…

…Нужный момент приближался со средней скоростью движения немецкой танковой дивизии по укатанному, ещё не размокшему от дождей большаку. Земской и строители были отосланы в Орёл на «эмке» командующего — теперь они там многократно нужнее; Малыгин попытался было остаться, апеллируя к тому, что места в машине для него всё равно нет. Но Годунов обронил сухое начальственное «нет», Оболенский, вдруг позабыв о своей деликатности, заявил, что не может кандидат математических наук не уметь считать до пяти и вообще, не ко времени штафирку на воинские подвиги потянуло, а Земской с дядей Вовой живехонько подвинулись, высвобождая пресловутое место. Дёмину было приказано далее оставаться в Орле, в распоряжении подполковника Беляева. Сейчас не до начальственных понтов, командующему и в кабине одной из двух полуторок прокатиться до облцентра не зазорно.

— Место здесь даже не сказочное, а, иначе и не скажу, — эпическое, — проводив долгим взглядом машину, вымолвил бригвоенинтендант. — Сюда бы орудий дивизион-другой — по самым скромным, конечно, подсчётам —, да пехоты пару-тройку батальонов, и можно было бы такой щит создать, о который германец лоб расшиб бы, с наскоку-то…

— Как думаете, если бы мы гаубицы сюда перебросили, бойцов, опять же, по максимуму, это было бы верно? — рискнул озвучить смутную мысль Годунов. Она не то чтобы мучила, так — пощипывала, как вода ещё не затянувшуюся ранку.

Оболенский тяжело, будто бы тоже прогоняя сомнения, качнул головой, ответил твёрдо:

— Если бы я так думал, то, уверяю вас, не постеснялся бы об этом сказать. И стволов, и штыков у нас — для одного хорошего боя, — глянул немного исподлобья — дескать, чего ума пытаете, вам и самому все яснее ясного. — Говоря поэтически, мы — не крепость, мы — палка в колёса. То есть избранная вами… как бы сказать? полупартизанская тактика, смею надеяться, себя оправдает. В непосредственном соприкосновении с противником нам долго не устоять.

Тяжело вздохнул, взглянул на командующего немного виновато — ничего, мол, хорошего не скажу, хоть и ждёте.

— А что до гаубиц… Я, видите ли, с юности при орудиях, по земле ходить привык, смотреть вперед да по сторонам… Как там у товарища Горького? Рожденный ползать. Мне то и дело в небо глядеть — так хондроз приключится или ещё какая хвороба. А все наши зенитки железнодорожный узел прикрывают… — он на минуту задумался и вдруг, без всякого перехода: — Ну что, товарищ старший майор, самое время позавтракать, если возражений не имеете. Не вполне уверен, что у нас будет возможность пообедать. Чайку горяченького, опять же…

И, не дожидаясь пресловутых возражений, двинулся к наскоро сооруженному блиндажу: часть неглубокого, густо заросшего ивняком овражка перекрыли бревнами в один накат, вот и все фортификационные работы. Три дня на войне — это и вправду бездна времени, бойцы уже обжились, без видимых усилий встроив быт в распорядок службы. А царила посередь спартанского, но радующего душу порядка, разумеется, буржуйка. Сейчас вместе с командирами трапезничало кашей, густо замешанной на тушёнке, с полдюжины чекистов. Остальные — в общей сложности полусотня бойцов — находились там, где им надлежит, въедливость и разумность Оболенского сомнений не вызывали. Но вот странное создание человек: не столько напрягало Годунова приближение «часа икс», сколько этот вот неторопливый приём пищи. Бригвоенинтендант и вовсе чай пьёт так, будто сидит в своем кабинете, разве что подстаканника нет — платком руку обернул, чтоб не обжечься.