Александр Воронков - На орловском направлении. Отыгрыш

На давешнем совещании — ага, очень давнем, аж четверо суток прошло! — главный тыловик вдумчиво, даже, вроде бы, сочувственно, слушал, как командующий оборонительным районом пытается облечь в слова смутные попаданческие мечты о сработанной на коленке вундервафле, а Годунов хоть и не без стеснения, но полной пригоршней черпал идеи из книжек и киношек. Слушал Оболенский, слушал — и вот неторопливо достал из кармана солидного вида записную книжку и карандаш в тусклой металлической, не иначе как серебряной, оправе. Но писать не ринулся — сделал пару быстрых пометок. Гм, все, что тыловых служб касалось, шпарил по памяти, как по писаному (гвозди бы делать из этих людей!), а тут вдруг за блокнот схватился… хорошо — не за голову. Годунову и самому этот план казался… «диким» — говорить как будто бы не по рангу, да и сомневаться в себе — оно не ко времени. Тогда скажем так: вызывающим некоторые опасения. Теоретически-то оно красиво, но…

У «князя» же по мере слушания вид становился все менее и менее княжеский: глаза разгорелись, плечи развернулись, будто бы росту прибавилось. Вдохновился, значит.

— Разрешите, товарищ старший майор? — только что руку не тянет, как прилежный гимназист. — Как я понимаю, все расчёты пока только по картам?

— Правильно понимаете, — старательно напустив на себя важный вид, ответствовал Годунов.

Не соврал. Почти. Разве что до вчерашнего дня он рассчитывал совсем другие вещи: вместе с завучем — нагрузку в только что начавшейся четверти (одна из преподавательниц ОБЖ вдруг засобиралась в декрет и щедро поделилась своими учебными часами с коллегами), а наедине с самим собой — остаток денег в портмоне, надеясь продержаться на плаву до пенсии или до зарплаты, ни у кого не одалживаясь. Ну а фрагменты топографических карт этого периода он когда-то в будущем по случаю скачал с одного толкового сайта.

В тот момент думалось с долей смущения: ну, когда в детстве отыгрываешь сражения по «Книге будущих командиров», — это в пределах нормы. Но когда стареющий мужик эдаким горьковским буревестником реет над распечаткой карты, испещрённой чужими карандашными пометками, — это или от не хрен делать, или диагноз… или то и другое разом. А взгляд тем временем скользил по камуфляжу рельефа местности, цеплялся за чётко пропечатанные названия населенных пунктов: Дмитровск-Орловский, Лубянки, Бельдяжки, Сизовы Дворы… Почти не в тему вспомнилась лекция некоей дамы, широко известной среди краеведов своими фундаментальными работами о том, где любили проводить лето графы П. и что едали по праздникам князья Г. И даже тогда, когда она повествовала о вещах более земных и обыденных, в её аристократическом прононсе отчетливо улавливался хруст французской булки и перестук изящных каблучков по панелям Галаты и Монмартра… Вот и в тот раз, морщась с легкой брезгливостью и подпустив в голос иронии, которая приличествует интеллигентке в третьем поколении, если она вынуждена говорить о столь низменных вещах, именитая краеведша просвещала собравшихся, откуда есть пошли не князья и графья, а географические названия на карте области. Вымолвив — с привычным французским акцентом — нечто вроде «Bell'дяжки», она с намёком улыбнулась и в категоричной манере заверила: этимология не вполне ясна.

Годунов, с его насквозь мужицким происхождением, о быте титулованных особ не знал ровным счетом ничего, зато с детства привык, вслед за бабкой, именовать куриную или свиную ногу булдыжкой, а чаще — бельдяжкой. И никакого, понимаешь, простора для озабоченной поиском научной истины фантазии!

А расположены те Бельдяжки вместе со всей их «не вполне понятной этимологией» в пяти километрах древнего города Кромы, чуть в стороне от дороженьки прямоезжей, коей любящие не только скорость, но и комфорт супостаты всяко не минуют. Через Сизовы Дворы та дорога и вовсе проходит, а дальше пересекает речку Тишинку близ места впадения в Крому.

Все продумано самой природой будто бы нарочно для хорошей подлянки недобрым людям.

В теории — фантастически красиво. На практике — как знать, не фантастика ли. Не приходилось в прошлой жизни капитану третьего ранга Годунову решать даже отдалённо похожих задач. Подначитался-поднахватался, над картой мозги потренировал — вот и весь его богатый опыт.

Но и ежу понятно: было бы время для строительства укреплений, были бы ресурсы — получились бы крепкие клещи, выдирая из которых хвост, захватчики рисковали укоротиться по самую шею.

Однако ж как узнал Александр Васильевич, сколько в Орле штыков, — устыдился своего нездешнего, прямо сказать, прожектерства. А как услыхал о сокровищах бригвоенинтенданта Оболенского — куда до них кладу старины Флинта! — приободрился и принялся думать: как же ими по-хозяйски распорядиться? И вспомнил про Бельдяжки и прочее.

За картой — уже тутошней, чистенькой, без пометок, пахнущей типографской краской, — дело не стало. Мысли пока не обрели завершенной формы, вся надежда на помощь зала.

Зал в лице главного тыловика ожиданий не обманул.

— Как должны выглядеть упомянутые… э-э-э… — немного замявшись, Оболенский заглянул в записную книжку, — направляющие, я примерно себе представляю. Найти инженера, не чуждого, как бы это сказать, изобретательству, несложно. Насколько мне известно, товарищ Домнин в эвакуацию не уехал, только семью отправил, — вопрошающий взгляд адресован директору «Текмаша», ответный кивок вызвал легкую одобрительную улыбку — очень похоже улыбался старый мудрый Каа из мультфильма, которому предстоит появиться в нескором будущем. — А вот кто осуществит расчёты на месте?

— А кого бы вы порекомендовали? — осторожно поинтересовался Годунов.

— Себя, — просто сказал Оболенский. — Подобного, конечно, делать не доводилось, однако ж сомнительно, что найдется у нас знаток с опытом. Умельцы — дело другое, как без них. Себе в помощь намечаю товарища Малыгина, преподавателя пединститута, — бригвоенинтерндант в задумчивости потер большим пальцем гладко выбритый подбородок, — и из строителей кого-нибудь думаю к утру отыскать.

Похоже, Оболенский знал если не весь город, то добрую половину — точно. Причём половина была действительно доброй.

С помощниками интенданта, который на время снова стал артиллеристом, Александр Васильевич до отъезда в Дмитровск познакомиться не успел. Исключая, конечно, отца Иоанна. И направляющие ладили без него — часть в Кромах, часть прямо здесь, на месте, из родной тары от снарядов. Подтянули людей из окрестных деревень, трактора, лошадей. Трое суток, теперь Годунов не то что душой или умом — шкурой чувствовал, — это очень много. Ну и светлая голова — а в том, что у Оболенского она светлая, сомнений как-то сразу не было, — в комплекте к которой идут не только многочисленные инструкции, но и особые полномочия, способна творить чудеса. «Ты, Александр Василич, считай, на готовенькое приехал», — хмыкнул в усы Годунов, хозяйским взором окидывая едва заметные за жёлто-зелёной порослью прибрежного кустарника «коробки с карандашами». А сверху — икебана из веток с уже слегка подсохшими листьями. Разумная предосторожность, хотя… Командующий оборонительным районом поднял голову в небо — и тут же назидательно получил в глаз первой каплей дождя. Правильно, нефиг расслабляться!