Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Прошла целая неделя, пока начальник угро добрался до Марии Карповой, той самой женщины, что ещё два месяца назад рассказывала про Марию Малых. Карпова к тому моменту, по-видимому, уже здорово была напугана милицейской активностью и тем обстоятельством, что из-за своего рассказа она сделалась важнейшим свидетелем в весьма серьёзном расследовании. Теперь женщина в своих словах оказалась чрезвычайно аккуратна и ничего нового к прежним показаниям не добавила, правда, оговорилась, что «Малых», быть может, вовсе не фамилия, а кличка. Видимо, она была осведомлена о том, что женщину с такой фамилией отыскать не удалось, и попыталась как-то эту деталь объяснить.

Кузнецов вызвал на допрос и Анисию Семёновну Приходько, утверждавшую, будто она видела подозрительного мужчину с малолетней девочкой на руках. До этого свидетельницу не допрашивали (непонятно почему), хотя она не скрывалась и сама поделилась с матерью похищенной девочки своими наблюдениями. Анисия Семёновна оказалась внушающей полное доверие женщиной 39 лет, бухгалтером в Доме матери и ребёнка, в который милиция и больницы направляли беспризорных детей и подкидышей. Софья Фомина приходила в это учреждение в середине августа во время самостоятельных розысков дочери, тогда же она и познакомилась с Приходько. Анисия Семёновна была допрошена лейтенантом Кузнецовым 15 октября. Согласно её утверждениям 7 или 8 августа около 16-17 часов она видела в магазине «Бакалея», расположенном на пересечении улиц Ленина и Красноармейской, неизвестного ей мужчину с девочкой примерно 3-х лет на руках. Пара показалась Приходько подозрительной из-за того, что (далее воспроизведём слова свидетельницы) «ребёнок был одет чисто по-рабочему низкооплачиваемо, по-бедному одет, без головного убора, цвет волос – русый, а мужчина по одеже судить приличный, одет в дорогой костюм…» Несмотря на косноязычную передачу слов Приходько допрашивавшим её Кузнецовым, смысл сказанного свидетельницей понять можно. Чем же занималась странная парочка в магазине «Бакалея»? Ещё раз процитируем протокол допроса: «Мужчина спрашивал девочку, что ей купить, указывал на дорогие сорта конфект, она ему показывала на дорогие конфекты, и он ей покупал». Куда же ушёл таинственный обладатель дорогого костюма с девочкой на руках? А никто этого сказать не мог – Анисия Семёновна сама вышла из магазина и забыла про эту историю до того момента, пока не услышала рассказ Фоминой об исчезновении девочки.

Начальник уголовного розыска решил поговорить с отцом девочки – Германом Ивановичем Слобцовым – и озаботиться проверкой его алиби. У Слобцова имелся весьма понятный мотив устранить из своей жизни собственную дочь, дабы не платить её матери весьма немалые алименты, а кроме того, он предлагал Софье Фоминой передать девочку на воспитание его родственникам. В общем-то, всё указывало на Слобцова, вплоть до того, что, получая зарплату более тысячи рублей в месяц, тот вполне мог позволить себе дорогие вещи, и хороший костюм был ему по карману.

Лейтенант Кузнецов поручил участковому доставить ему на допрос Германа Слобцова, и тут начальника нижнетагильского уголовного розыска ожидало в высшей степени пренеприятное открытие! Выяснилось, что проживавший в доме №14 по улице Тельмана гражданин Слобцов выехал с вещами в неизвестном направлении несколькими днями ранее. Буквально 10 октября собрал вещички, раскланялся с соседями и – исчез! Как будто почуял, что уголовный розыск им займётся.

Но не надо забывать, что это был 1939 год, уже шла Вторая мировая война, уже вовсю в Советском Союзе действовала лучшая в мире система паспортного и воинского учётов, режим прописки, весьма формализованные и единообразные правила трудовых отношений, а потому так просто собраться и уехать неведомо куда советскому человеку было весьма и весьма проблематично. Как минимум, Слобцову надо было уволиться с завода, получить трудовую книжку в отделе кадров, сняться с учёта в райвоенкомате – неужели он убежал из города, ничего из этого не сделав?!

Лейтенант Кузнецов направил подчинённых по месту работы и в военкомат. Те принесли обескураживающие ответы. Выяснилось, что Слобцов уволен 7 октября по статье 47/1 Кодекса законов о труде РСФСР по инициативе работодателя ввиду реорганизации предприятия и уменьшения объема работ. Другими словами, не по собственной инициативе и не ввиду ненадлежащего исполнения служебных обязанностей, а в силу обстоятельств, от него не зависящих. Нареканий к нему по месту работы не имелось. Кстати, местом работы Германа Ивановича являлся завод №56 Народного Комиссариата боеприпасов, то есть человек вроде бы крепил обороноспособность Родины и от честного пролетарского труда не прятался, чай, не на продуктовой базе отирался, а на серьёзном военном производстве пот свой рабочий проливал. С воинского учёта снялся с полным соблюдением закона, представил справку об увольнении, в его формуляре и приписном свидетельстве сделаны соответствующие записи. В общем, ничего не нарушил, ему даже в вину поставить нечего.

По наведённым у родственников Германа Слобцова справкам получалось, что он, скорее всего, уехал в Казахстан к дяде, который работал крупным начальником на большой стройке и мог помочь племяннику с трудоустройством. Но ведь родственники могли и соврать, умышленно направив розыск по ложному следу. Кассир в одной из железнодорожных касс припомнил, что Слобцов покупал билет до Свердловска. Это не противоречило версии его отъезда на стройку в Казахстан, но и не подтверждало её, поскольку из Свердловска разыскиваемый мог направиться куда угодно – хоть к родне в Хабаровск или Владивосток, хоть прямо в обратном направлении – на Западную Украину и Белоруссию, только-только присоединённые к СССР в ходе известных сентябрьских событий 1939 г. У него на руках имелся полный комплект документов, он мог официально устроиться работать в любом месте огромной страны, и прошли бы годы, прежде чем об этом стало бы известно нижнетагильскому угро.

Лейтенант Кузнецов чуял сердцем, а может, и иным каким местом, что дело с отъездом Слобцова нечисто. Возможно, Кузнецов уже записал его в преступники, и поспешное, как казалось лейтенанту, исчезновение отца пропавшей девочки не могло оказаться случайным совпадением. Как бы там ни было, отъезд в неизвестном направлении Германа Слобцова побудил начальника нижнетагильского уголовного розыска разослать 16 октября в отделы и отделения уголовного розыска Свердловской области спецсообщение за №50/C, в котором он информировал о проводимом расследовании исчезновения Риты Фоминой и подозрениях в адрес её скрывшегося отца. В спецсообщении содержалась просьба информировать нижнетагильское ОУР о появлении Германа Ивановича Слобцова на территории ответственности получившего это спецсообщение отдела или отделения уголовного розыска.