Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Информация, полученная при опросах женщин, работавших на стройке на улице Кооперативной, Анастасии Прохоровой и Анастасии Степановой, во многом напоминала рассказ Елизаветы Голиковой. Преступник пробежал слишком далеко от них, чтобы свидетельницы смогли рассмотреть его лицо. Тем не менее женщины уверенно заявили, что беглец с девочкой на руках имел тёмные волосы, а кроме того, сделали любопытное дополнение к описанию его внешности, связанное с одеждой. По их словам преступник имел брюки с отворотами в нижней части, их иногда называют манжетами. В глазах жителей Пионерского посёлка этот фасон выглядел странно, обе женщины в один голос заявили, что в их районе в таких брюках никто не ходит. Наблюдение, конечно, специфическое, но для словесного портрета весьма ценное.

Помимо упомянутых выше лиц, сотрудникам уголовного розыска путём сплошного обхода жителей района удалось отыскать ещё одного важного свидетеля, сообщившего в высшей степени любопытные детали. Антонина Шевелева, 16-летняя девушка, бежавшая в Свердловск из нищего колхоза в Егоршинском районе, работала домработницей. Её не взяли даже на фабрику в ученики рабочего, поскольку девушка была неграмотна, – это, кстати, тоже интересный штрих к картине того времени. Существовали, оказывается, в Свердловской области колхозы, в которых даже школ не имелось. Проживала Антонина в доме №67 по улице Алексея Толстого, и при взгляде на карту района легко понять, что похититель Лиды Сурниной должен был пройти мимо её дома.

Шевелева заявила, что была свидетелем похищения и видела человека, уводившего девочку, но не эта деталь являлась самой ценной в её показаниях. Девушка утверждала, что встречала преступника ранее. Воспроизведём эту часть её рассказа дословно: «…примерно числа 23-24 июля (то есть за 4 дня до похищения Лиды Сурниной – прим. А.Р. ) в 12 часов дня я вышла за ворота нашего дома и увидела, что на углу около дома стоит молодой человек на вид примерно лет 16-17, лицо бледное, скуластое, брови и глаза чёрные, среднего роста, одет в чёрные брюки и такого же цвета пиджак. Который спросил у меня, что это за улица, и когда я ответила, то он стал подзывать меня к себе, говоря, чтобы я пошла с ним в лес, где якобы находятся его товарищи, которым бы я подтвердила, что улица, на которой он в настоящее время находится, действительно именуется Алексея Толстого, на что я не согласилась и ушла». И вот через несколько дней Шевелева повстречала этого же самого молодого человека, ведущего за руку Лиду Сурнину! Теперь он был одет иначе – отсутствовал пиджак, а один из рукавов серой рубахи оказался закатан выше локтя, но сомнений в том, что это именно он, Шевелева не испытывала. Он вёл именно Лиду Сурнину и никакого иного ребёнка – в этом Шевелева тоже не сомневалась, поскольку на следующий день ходила в лес к платформе «Аппаратная» и видела там труп убитой Лидочки. Таким образом, Антонина Шевелева не только встречала преступника дважды в разной одежде, но и разговаривала с ним, а значит при опознании могла ориентироваться и на звук голоса.

Это было очень важно для следствия.

Появление убийцы в Пионерском посёлке за несколько дней до совершения преступления могло свидетельствовать о двух весьма важных особенностях его поведения: он мог приезжать в этот район потому, что здесь жил кто-то из его знакомых или родственников, либо его приезд был обусловлен необходимостью разведки местности перед совершением преступления. Так сказать, необходимостью провести рекогносцировку перед тем, как окончательно решиться на похищение. Но если злоумышленник действительно имел в Пионерском районе друга или родственника, последний никак себя не раскрыл в ходе проводившегося милицией опроса населения. Другими словами, этот человек или группа людей, даже услышав описание убийцы, предпочли скрыть от правоохранительных органов свою осведомлённость о личности разыскиваемого.

Таким образом, уже в первые августовские дни 1939 г. свердловский уголовный розыск располагал отличными описаниями подозреваемого (или подозреваемых) по двум расследуемым преступлениям – похищению Вали Камаевой на улице Февральской революции и похищению и убийству Лиды Сурниной в Пионерском посёлке.

В первом случае два свидетеля утверждали, что похитителем являлся юноша лет 16-17, светловолосый, с длинными вьющимися волосами, слюной, собирающейся в углах губ, неряшливо одетый. На самом деле, свидетелей было больше, но из-за небрежности оперработника, проводившего опрос населения, следствие тогда ещё об этом не знало.

Во втором случае по меньшей мере три свидетеля рассмотрели похитителя с близкого расстояния и независимо друг от друга заявили, что это был юноша лет 16-17, черноволосый, с копной вьющихся волос и бледной кожей. За несколько дней до преступления его видели в чёрном костюме, а в день похищения – в серой рубашке и брюках с отворотами, из которых он явно вырос. При этом одна из свидетельниц уверенно заявляла, что возраст 16 лет – это верхняя граница, и скорее всего, похититель гораздо младше, ему 13-14 лет.

Оставался открытым вопрос о том, одного ли и того же человека описывали свидетели в разных случаях или речь шла о разных подростках? Досадно, что никто из оперативных сотрудников, проводивших опросы свидетелей, не удосужился выяснить рост подозреваемого. Сделать это можно было очень просто безо всяких линеек и измерений: оперсотруднику достаточно было выпрямиться и попросить свидетеля сравнить рост описываемого лица с собственным: если выше, то насколько? На два пальца или на ладонь? Зная свой рост, оперативник быстро поймет, насколько высок был тот человек, о котором ему рассказывают. Этот простейший приём, судя по всему, был неизвестен советским опер а м конца 1930-х, иначе невозможно понять, почему они не пытались установить точный рост похитителя, а ограничивались неконкретным определением «средний».

Одежда злоумышленника в обоих эпизодах казалась вроде бы схожей, но не совпадала полностью: в одном случае его видели в синей полинялой рубашке и чёрных брюках, в другом рубашка была серой, как и брюки. Для того времени одежда неброских цветов была нормой, вот если бы злоумышленник надел жёлтую майку и какие-нибудь светлые брюки – это показалось бы удивительным, а в серые, синие, чёрные штаны и рубашки разных оттенков в те годы одевались почти все. Но в случае похищения Лиды Сурниной брюки преступника имели манжеты, а у штанов того подростка, что похитил Валю Камаеву, подобной детали не имелось. Да и цвет волос похитителей явно был в обоих случаях разный: как ни крути, а русый и чёрный волос различается очень сильно. Кроме того, не следовало забывать о пузырящейся слюне в уголках губ – это чрезвычайно важная для опознания деталь. Однако никто из свидетелей второго похищения (речь о Лиде Сурниной) ни словом не обмолвился о ненормальном слюнотечении преступника. А уж Антонина Шевелева, разговаривавшая с похитителем за несколько дней до преступления, должна была обратить внимание на такую специфическую деталь. Так что, при всей схожести одежды, свидетели, скорее всего, видели разных людей.