Виталий Виниус - Римские вакации

— Септембер, — доложил Аттик.

— А-а, сентябрь! — понял Серёга и презрительно добавил: — Так у вас сейчас август, а не какой-то там секс-мекс…

— Август ещё августом не назвали, — тоном работника справочного бюро оповестил Лёлик.

— А почему? — удивился Серёга.

— Потом назовут, — сообщил наш эрудит. — После Цезаря будет править Август. По его имени и назовут.

— Это который Август? — с живым интересом полюбопытствовал Цицерон.

— Неважно, — холодно отбрил его Лёлик.

Цицерон помялся и уже с некоторым уважением спросил:

— А что это у тебя за книга такая?

Лёлик книгу значительно захлопнул и важно сказал:

— Книга секретная. Из наших варварских лесов.

— А что там у вас насчёт заговора против Цезаря?… — попытался уточнить великий оратор.

Лёлик уничижительно хмыкнул и отвернулся.

— Идите куда шли! Нечего с варварами якшаться! — сурово прикрикнул на римлян Раис.

Те потоптались растерянно, а потом пошли прочь, поминутно оглядываясь и что-то горячо обсуждая.

— Ну так чего делать-то будем? — начал дискуссию Боба, поглядывая на вечеревшее небо.

— Не мешало бы пожрать, — пробурчал Раис.

— Это само собой, — сказал Лёлик. — Но в широком смысле надо бы гостиницу какую-нибудь найти, чтобы переночевать.

— Что мы сюда, ночевать приехали?… — заметил не без резона Серёга.

— А я говорю, у них тут обед по расписанию, а мы толком и не завтракали, — напористо продолжил гнуть свою линию Раис. — Надо бы какую-нибудь местную столовку найти да поесть как следует.

— Вот-вот! — поддержал Серёга. — Винца попить!… Гульнуть на всю катушку!

— Не забывайте про девочек! — воскликнул Джон.

— Эх, купить бы тут жилплощадь, да рабынь, да и вообще… — мечтательно произнёс Боба.

— Ну ладно. Чего сидеть. Надо в город возвращаться, — поторопил я коллег.

На том и порешили. Мы встали, собрали амуницию и двинулись обратно в пределы населенного пункта с названием Рим.

Мы выбрались на знакомую дорогу и прошли по ней до бани. Оттуда направились по улице, на которой было побольше домов. Улица дошла до склона очередного холма и свернула налево. Открылся обширный пустырь с развалинами мрачного вида. Далее за пустырём снова виднелись дома. Мы решили не возвращаться и пошли вперёд.

Вскоре густо запахло выгребной ямой. Обнаружился и источник сего. Заросли бурьяна скрывали неширокий канал с каменными стенами, в котором медленно текла мутно-зелёная зловонная жидкость с маслянистыми разводами.

— Клоака, что ли? — предположил Лёлик.

— Чего? — в очередной раз не понял Серёга.

— Клоака — это римская канализация, — пояснил Лёлик. — Так она здесь называется.

— Ничего себе, — удивился Серёга. — Так они ещё и канализацию придумали.

Мы поравнялись с руинами. Оттуда вдруг выскочила нам навстречу компания чумазых детей, одетых в ветхое рваньё. Несколько мальцов сопливого возраста были вообще первозданно голыми; впрочем, отсутствие одежды им заменял толстый слой грязи, покрывавший их от макушки до пяток.

— Ух, ты! — закричал самый бойкий из них. — Варвары!

Дети нахально заулюлюкали и увязались следом, держась на расстоянии.

В сопровождении эскорта местных гаврошей мы миновали развалины. За ними притулились покосившиеся лачуги с кое-как нахлобученными соломенными крышами и со стенами, удачно подпёртыми грудами грязи и мусора. Около лачуг кучковались мятые оборванные личности, своим видом идеально гармонировавшие с ландшафтом. Они мрачно и нагло уставились на нас.

Серёга на всякий случай братски заулыбался и послал им кепочкой привет, но взамен тут же получил щедрую порцию грубой и изобретательной ругани.

Маленькие стервецы, осмелев от присутствия взрослых, окружили нас по бокам и стали кидаться комьями земли. Один сопливый голыш, решив попасть наверняка, подскочил к нам совсем близко.

— Осторожно! — предостерегающе крикнул ему малолетний вожак. — Поймают, живьём сожрут!

Боба сдуру решил воспользоваться ситуацией для установления мира и согласия, для чего добрым голосом возразил, улыбаясь как волшебная фея:

— А вот и неправда! Мы хорошие.

— Ух, ты! — заорал вожак. — Да они не дикие! Налетай!

Сорванцы тут же подлетели к нам и вредными чертенятами принялись скакать вокруг, выкрикивая всякие гадости и одновременно клянча денежку. Мы все опасливо схватились за карманы. Серёга громко посулил попрошайкам одни шиши.

Юные негодяи своими цепкими кульбитами напоминали ползучий кустарник: они хватали нас за штаны, висли на руках, путались под ногами, и чуть ли не бросались под нас, как под танки. Тем самым они умело чинили нашему продвижению серьёзные препятствия, и мы стали более топтаться на месте, чем двигались вперёд.

А тут ещё и взрослый контингент начал направляться к месту действия, подбирая с земли камни и палки.

Дело принимало совсем нешуточный оборот, и Серёга уже схватился за шмайссер. Но тут пришла на помощь присущая нашим людям смекалка. Джон выхватил из кармана горсть монет и широким взмахом сеятеля швырнул их в сторону; коллеги догадливо присоединились к почину — монеты полетели градом, и лишь истеричный вопль Раиса: "Хватит!!!…" остановил расточительство.

Детишки уже после первой горсти как один кинулись за привалившим капиталом; к ним энергично присоединились взрослые, при этом не особо жалуя подрастающее поколение.

Произошедшая кутерьма позволила нам драпануть галопом. Мы на одном дыхании проскочили пустырь и вбежали на начинавшуюся улицу из домов вполне добропорядочного вида. Там мы перешли на прогулочный шаг, впрочем, то и дело на всякий случай оглядываясь назад.

— Ничего себе, цветы жизни! — ошалело воскликнул Джон, нервно озираясь.

— Прямо банда какая-то, — искренне заявил Серёга. — Я в их возрасте скромней был.

Мы пошли по улице. Народ отчего-то навстречу нам не попадался. Дома здесь все были какие-то негостеприимные: с запертыми дверями, с наглухо закрытыми ставнями на окнах.

Вечерело. Воздух погустел и налился тёмной синевой; подушки редких облаков неуловимо приобретали опаловое свечение. Вечер приносил тишину и умиротворение, словно пролитое на волны масло. Хотя какое могло быть умиротворение в незнакомом городе, в чужом веке и на пустой желудок?

А посему высказанная Лёликом мрачная мысль о неизбежности коротания предстоявшей ночи в холоде и голоде незамедлительно вызвала бурный обмен мнениями по существу, причем каждый из коллег участвовал в нём по-своему. Лёлик, как следует развив мысль о тяготах и лишениях, тем самым до колик испугал Раиса и испугался сам, после чего перешёл к стенаниям вперемешку с оскорбительными намёками типа: "Ну с кем я связался на свою голову?".