Юрий Ижевчанин - Критический эксперимент 2033

Эта ситуация всё больше не нравилась Аттию Туллию. Но потребовать штурма Рима он пока не решался, опасаясь, что неудача сведёт на нет все победы.

Такое поведение Кориолана сыграло против него: партия его сторонников заметно уменьшилась, плебеи и патриции начали воспринимать его действия как попытку посеять раздор внутри Рима. Будь ещё консулы чуть поумнее и порешительнее… Но заодно оставшиеся в кориолановской партии предельно радикализировались и затаились. Теперь они видели единственный выход в том, чтобы любым путём впустить в Город Кориолана с эмигрантами. Единственное, чего они остерегались: что при этом ворвутся и вольски, после чего они сами и их семьи испытают ужасы захвата и грабежа.

Как часто бывало в истории в подобных случаях, когда мужчины не могут ни на что решиться, действуют женщины. Толпа почтенных матрон, и патрицианок, и плебеек, среди которых была мать Порции, отправились в домус Кориолана, к его матери Ветурии. Сама Порция была на Склоне, но позже сказала Квинту, что тоже обязательно пошла бы. Первоначально были плачи, жалобы, а порою и обвинения: «Ветурия, будь проклято твоё чрево, которое произвело безжалостного врага родины!» Но обвинений было явное меньшинство, а Ветурия тоже плакала вместе со всеми, позвала и жену Кориолана Волумнию. Когда она появилась, женщины единодушно стали ругать Кориолана, бросившего добродетельную и верную жену ради шлюхи, а когда вбежали ещё двое его детей — Гай и Секунд — совсем расчувствовались. И вдруг одну из матрон осенила великолепная идея:

— Если уж нас так растрогали мать Гая Марция, жена и дети его, не может быть, чтобы его сердце не смягчилось при их виде!

И женщины начали наперебой уговаривать семью Кориолана пойти и образумить одержимого. После плача и уговоров была создана депутация из Ветурии. Волумнии с Гаем и Секундом, а также шести почтенных матрон-патрицианок. Она двинулась к лагерю вольсков, расположенного у Клулиева рва, милях в четырёх-пяти от Города. У Квинта, смотревшего с городской стены на их уход, защемило сердце от дурного предчувствия.

Сам Квинт, конечно, не видел того, что произошло в лагере вольсков. Рассказывали об этом следующее.

Кориолан вышел навстречу женщинам, они начали молить о милости к Риму. Кориолан обнял мать и велел всем замолчать, чтобы говорила лишь она. Ветурия начала:

— Сын мой, прежде всего, я должна понять, пленница я твоя или свободна?

— Конечно, ты и все женщины свободны. Никто вам не посмеет помешать вернуться в Рим или пойти куда хотите. А тебя, супругу и детей я готов сейчас же отправить в Цирцеи. Этот город мне отдан под управление, как освободителю его от наглых непрошеных гостей. Можете взять с собой всех, кто пожелает.

— А как же твой родной город? Как могилы твоих предков? Как могила твоего отца? Неужто ты, сын мой, всё это забыл? Вспомни, Гай! Ради той, что дала тебе жизнь, ради сыновей, родина которых Рим, пощади Рим!

Тут Волумния пододвинула к отцу сыновей, но те уже три года отца не видели и стали его дичиться. Это оказалось первым камешком не в сторону женщин. Тем не менее Кориолан начал беседовать с матерью и был готов забрать сыновей и жену. По отношению же к Риму он оставался пока что непреклонным.

Решив, что лучше будет разговаривать без лишних глаз и ушей, Ветурия предложила полководцу пригласить свою семью в шатёр, а матронам предложить угощение. Кориолан согласился, и тут из шатра выглянула Велтумна, навещавшая его время от времени и как раз сегодня оказавшаяся с ним.

— Всё правильно! Кориолан, зови семью в шатёр, мы всё решим в семейном кругу.

Волумния съёжилась, а Ветурия не выдержала и спросила:

— Эта заработчица и беглая рабыня тоже член нашей семьи?

— Если какой-то там Квинт Гладиатор может иметь двух жён из двух разных народов, почему я, великий полководец, не могу? — раздражённо ответил Кориолан и пригласил семью в шатёр.

Некоторое время из шатра раздавались звуки разговоров, порою перемежавшиеся криками Велтумны и Ветурии и командным голосом Кориолана, на некоторое время водворявшим порядок. Неожиданно перебранка сменилась воплями ужаса, и через несколько минут из шатра появился Кориолан с головами матери, жены и сыновей в руках. Он прошёл среди расступившегося в страхе войска к алтарю Марса, возложил на него головы и воскликнул:

— Бог, которому я посвятил свою жизнь! Вот тебе моя величайшая жертва! Даруй нам полную победу над спесивым Римом!

Что случилось в шатре, рассказывали по-разному. Некоторые утверждали, что после очередного обличения Ветурии взбешённая Вулли вонзила ей и Волумнии в спины отравленный кинжал. После чего Кориолан добил из милости женщин, а Вулли потребовала убить и детей, чтобы не было мстителей за мать. Другие говорят, что Велтумна в ярости приказала Кориолану убить всех, и тот, полностью подчинённый её воле, так и сделал.

Тела Кориолан отдал трепещущим от ужаса матронам и велел отнести в Рим для погребения. А войску он приказал готовиться к штурму. Но, поскольку осадные орудия не были готовы, штурм трудно было ожидать ранее чем через дней пять.

В Риме женщины выли, а мужчины все как один стали укреплять стены и нести караулы. Поскольку в значительной степени отряды самоорганизовывались, кориоланцы, впечатлённые жертвой своего кумира, сбились в одну группу и в ту же ночь впустили в Город Кориолана с эмигрантами. Но жители увидели это, сбежались к воротам, оттеснили от них эмигрантов и предателей и окружили их в нескольких домах. Тем не менее кое-кто из нападавших ускользнул, и утром на помощь подошло всё войско вольсков. Они сломали ворота, в Рим вошёл принявший общее командование Туллий и поднял руку с белым платком в знак того, что хочет начать переговоры. Хотя вольски и ворвались в Город в одном месте, до полной победы было ещё далеко. Консулы вышли на переговоры.

— Римляне! Кориолан своевольно увёл свой отряд, пытаясь в одиночку взять Рим, и потерпел неудачу. Теперь я командую вольсками и эмигрантами. Мы можем взять Город, но я не хочу зряшной гибели своих воинов, ваших мужей, которые могут быть нам и прекрасными союзниками тоже, ваших жён и детей. Я после тяжкого оскорбления со стороны консулов поклялся, что войду в Рим либо через пролом в стене, либо тогда, когда им будет править мой родич. Теперь клятва выполнена, и мы можем честно помириться. Вот мои условия. Вольские города остаются у вольсков. В качестве выкупа за свои подлости, римляне, за свои города и земли, занятые нами, за своих пленных, вы платите золота по весу этого камня, на котором написано: «Roma». Если вы желаете выкупить также города и земли ваших союзников, соберите серебра по весу второго камня, на котором написано: «Latium». Мы возвращаем всех пленных и все ваши земли и города. Вы прощаете всех предателей и перебежчиков и принимаете обратно всех тех из них, кто пожелает вернуться. Мир на двести месяцев. Если вы заключите мир, я со свитой в двадцать человек войду в Рим, чтобы торжественным молебном и жертвами в ваших храмах освятить его, и покину город до заката солнца.