Станислав Минин - Во все тяжкие 3

— Как и ты, Володя. — попытался возразить Березовский.

— Да, как и я. Ну, не даром мы с вами в казино встретились, господа. Я сделал свою ставку.

— И к моим родителям больше не будет претензий? — поинтересовался я. — Как и к моим остальным партнёрам?

— Не будет. — кивнул Гусинский. — Обещаю.

Вертел я твои обещания на… уважаемый Владимир Александрович! Веры олигарху не было никакой. От слова совсем. Но других вариантов всё равно не оставалось.

— Володя, нам надо поговорить с Алексеем. — попросил Березовский.

— Хорошо, Боря. Даю вам пять минут. — Гусинский встал, и вышел из кабинета.

— Что будем делать, Борис Абрамович? — больше из чувства противоречия спросил я, понимая, что нас зажали со всех сторон.

— Вариантов нет, Алексей. Мы действительно можем все потерять. Вообще всё. Если Гусинский доложится Президенту, тебя, в лучшем случае, сделают придворным целителем, а у меня заберут всё, с организацией последующего несчастного случая. Это они умеют. Так что выхода нет, надо соглашаться. Володькины пятьдесят процентов это конечно полный грабёж, но родителей твоих надо с кичи вытаскивать. А там посмотрим…

— Полностью согласен, Борис Абрамович. Надо соглашаться. А потом действительно посмотрим.

— Что с моей долей Алексей?

— Ваши предложения?

— Пусть остаётся прежней, это позволит хоть как-то ограничить беспредел Гусинского.

Если бы у Березовского не стояла моя «закладка», я бы, грешным делом, всерьёз подумал, что он пытается меня «кинуть». Однако, Борис Абрамович сам поднял эту тему, что само по себе говорило о многом.

— Договорились, Борис Абрамович. — кивнул я.

Вернувшийся Гусинский прямо лучился довольством:

— Ну, переговорили? — мы кивнули. — Молодцы. Я так понимаю, моя доля составляет пятьдесят процентов?

— Да. — подтвердил я. — Когда мои родители выйдут на свободу? И когда закончится проблемы у моих компаньонов?

— Алексей, не бегите вперёд паровоза! — Гусинский развалился в кресле, успев зацепить со стола бокал с коньяком. — Мне нужны гарантии, а пока у нас тут просто разговоры ни о чём. Сейчас мы с вами обсудим все подробности нашего общего бизнеса, договоримся о том, каким образом я смогу оформить это официально, и всё решим с вашими родителями и компаньонами в погонах.

— Я так понимаю, Владимир Александрович, что другие условия освобождения моих родителей ставить не бесполезно? — «для галочки» поинтересовался я.

— Вы правильно понимаете, Алексей. Чем быстрее мы договоримся по разным мелочам, тем быстрее выйдут ваши родители из тюрьмы. Мы поняли друг друга?

— Безусловно, Владимир Александрович. — я сделал вид, что расстроился.

— Отлично. — барственно кивнул тот и продолжил. — Ну, раз мы с вами тут не только равноправные партнёры, но и друзья, давайте обсудим текущие вопросы нашего совместного бизнеса. — довольно откинулся Гусинский на спинку кресла. — Собрание акционеров объявляю открытым. Борис Абрамович, тебе слово. Какие у нас там сейчас проекты в процессе реализации?

Березовский перечислил все наши проекты, в том числе и планируемые с японцами.

— Алексей? — Гусинский посмотрел на меня.

Я уточнил отдельные моменты.

— В общем и целом, это совпадает с моей информацией. — протянул олигарх. — Моё же видение ситуации и дальнейших перспектив развития бизнеса несколько отличаются от вашего. Слишком мелко плаваете, господа. Слишком! Теперь по перспективам. Больше никакой благотворительности. Работаем только на элиту, и только за очень большие деньги. А то вы тут наш продукт обесцениваете.

— В каком плане? — я сделал вид, что не понимаю о чём он говорит.

— Что тут непонятного? — раздражённо бросил Гусинский. — Наш с вами продукт должен быть эксклюзивным и крайне элитным. Доступ к нему должен иметь только тот человек, которому мы сами даём разрешение. Делаем как бы одолжение. И только за те деньги, количество которых определяем мы. Только так, и никак иначе! Это хорошо, что ты, Боря, начал выходить на международный уровень, молодец! Только там все бабки, там связи, и крайне нужные нам люди. А эти люди сами к нам придут, и отдадут за свое здоровье все что угодно. Какие, к лешему, вшивые сто тысяч баксов, мои дорогие? У нас же правительства всех ведущих стран мира могут быть в кармане в полном составе, а на подстраховке члены их семей! А вы в песочнице тут возитесь, прости господи! За какие-то вшивые копейки! Вы меня поняли?

— Мы поняли тебя, Володя. — кивнул Березовский. — Широко шагаешь, штанишки не порвутся?

— Не порвутся, Боря. — заверил Гусинский.

— Вы, Владимир Александрович, главное моих родителей освободите. — влез я. — А там и правительства с семьями в придачу раком поставим.

— Не переживай, Алексей. Всё решим. — хмыкнул он. — Мы же договорились?

— Да. — кивнули мы с Березовским.

— Если наш разговор в конце этого вечера не зайдёт в тупик, то завтра твои родители будут на свободе. Обещаю. И у дружков твоих в погонах неприятности закончатся. — улыбался Гусинский. — И вообще, надо бы тебе в Москву перебираться. Нечего на Урале этом штаны протирать, все дела здесь делаются.

— Чтобы здесь, как раз, под колпак Службы безопасности Президента и попасть? — уверенно ответил я. — Найдется кто-нибудь, вами не ангажированный, выслужиться захочет, и сдаст нас с вами со всеми потрохами. И накроются все наполеоновские планы медным тазом! Так хотите, Владимир Александрович? — резко спросил я.

— Нет. — задумался тот.

— Да ещё и производство на Урале проще организовать, производственные мощности позволяют. Да и контролировать легче. А профилакторий наш? У Бориса Абрамовича спросите! Природа, чистый воздух, персонал основными европейскими языками владеет, процедуры нужные, оборудование современное, да и девки, наконец! — закинул я удочку. — Можете сами проверить, Владимир Александрович!

— Тоже верно. — Гусинский продолжал что-то прикидывать. — Надо этот вопрос хорошенько обдумать, потом встретиться, и снова обсудить.

В общей сложности за «переговорами» мы просидели больше четырёх часов. Чувство голода надо мной, в конце концов, взяло верх, и я перестал стесняться во время беседы набивать себе рот. Успел выпить и пару бокалов «Хеннеси», чуть захмелев. Постоянно продолжал напоминать про своих родителей. В конце концов, по моим ощущениям, Гусинский «смилостивился», учитывая плодотворность дележа моего бизнеса, и «отошёл на заранее подготовленные позиции» — мои родители точно завтра выходят из СИЗО, но дело на них остаётся актуальным до юридического оформления его пятидесяти процентной доли в нашем бизнесе, после чего материал растворяется в небытии. Верилось, конечно, с большим трудом, но вариантов других, к сожалению, не было. Согласился. Главное, на чём я настаивал всё это время, — решение всех текущих моментов только с моим личным участием. Гусинский даже похвалил меня, заметив, что такое внимание к мелочам только приветствует в молодёжи. А я порадовался про себя — мотивировка как-нибудь остаться с Владимиром Александровичем наедине для проведения «сеанса» теперь была железной.