Владимир Поселягин - Офицер. Слово чести [litres]

К моменту появления колонны пролёток группа Скопова уже отбуксировала разбитый летательный аппарат к кустарнику и закидывала срубленными ветками. Ну, и ту мелочь, что осталось на месте падения, тоже собирали. Как я видел, у разведчика, у второго летуна, стоял пулемёт. Подозреваю, что это наблюдатель, который держал заднюю полусферу. Вроде пулемёт в порядке, я видел, как двое солдат с ним разбирались. На станковый похож. Узнаю от них, что за модель. Кажется, авиационный «максим».

Я изредка отвлекался от наблюдения за дорогой, чтобы отдать приказ двум рядовым, находившимся при мне в качестве посыльных, и те бегали по позициям.

Пролётки перегнали к кустарнику и замаскировали, те готовы были в любой момент подскочить к холму, с другой стороны от противника, и эвакуировать нас, чего я и добивался. А пока, чтобы разведка, которая непременно проследует мимо, не заметила их, требовалось их хорошо спрятать. В общем, дела шли, но меня беспокоило долгое отсутствие казаков. Тем временем Скопов прибыл ко мне для доклада, принес трофеи и пулемёт с запасом боеприпасов. Пулемёт оказался облегчённой разновидностью МГ-08 – такой же, как у меня «максимы», только без станка, щита и прицел сетчатый авиационный. Турель остались в самолёте, но пулемёт в порядке, имеет ленточное питание, три полные двухсотпятидесятипатронные ленты в комплекте. Осмотрев его, я вот что сказал взводному:

– Хороший аппарат, как раз против аэропланов. Нужно сделать ему турель, чтобы в небо бил, и пусть постоянно будет при обозе для защиты от атак с земли и воздуха. Турель снять с аэроплана, – хоть выломайте её. Или закрепите на тележном колесе, на ось, чтобы крутиться мог и стрелять в разные стороны. Уловил суть?

– Интересная задумка, ваш бродь.

– Отнесите его пока ездовым, пусть придумают, как это всё сделать. Доберёмся до обоза, поручу Крапивину, пусть займётся да расчёт из обозников назначит… Давай на позицию беги, кажется, разведчик наш возвращается, – я приметил на дороге одинокого всадника, что скакал во весь опор. Это был Егор.

Скопов передал мне планшетку наблюдателя, там была карта и документы лётчиков, но на внимательное их изучение нет времени. Так же, как и приказывал раньше, я велел отдать остальные трофеи наводчикам ручных пулемётов, раз уж они совместно аэроплан сбили, ну а сам стал ожидать. Егор засёк нас и, поднявшись на холм, сообщил:

– Идут германцы, много, около полка, впереди сотня драгун – разведка. Будут тут через час. Дядька за ними наблюдает со стороны.

– Отлично, – довольно кивнул я и, встав на ноги, передал по цепочке приказ: – Расчётам ручных пулемётов вместе с оружием подойти к разбитому аэроплану, командиру второго взвода тоже.

Сам же, доставая из офицерской сумки «Лейку», направился в том же направлении, при этом велел Егору проверить позиции на маскировку, что-то он слишком быстро нас засёк. Однако тот заторопился за мной, и не зря – поучаствовал в фотосессии у обломков. С них убрали ветки, поставили аппарат так, чтобы хвост торчал и крест было видно, палкой подпёрли. После этого я расставил расчёты. Три пулемёта стояли перед строем на сошках, часть солдат залегли, два расчёта по бокам, наводчики положили стволы на плечи солдат и делали вид, что целятся в небо, показывая, как сбили. Германский разведчик на заднем фоне доказывал, что такой способ ведения огонь действенен. Ну, и Егор в первые ряды затесался. Скопов тоже тут встал, в центре. Кстати, себе он оставил один из пистолетов – «люгер» под патрон парабеллума, от второго я отказался, не мной добыто. В общем, кадр отличный получился, пятнадцать солдат и унтер-офицеров при одном взводном, ну и казак. Потом я Егора подозвал, настроив объектив, и сам встал на его место, и тот сделал снимок. Вроде показывал ему ранее, как это делается, но тот до этого не фотографировал. Если фото со мной в кадре будет испорчено, ничего, второе есть. После этого обломки снова замаскировали, а расчёты разбежались по позициям, ну и я вернулся на командный пункт. Егор проверил маскировку, показал, где в ней прорехи, чтобы поправили, и унёсся обратно в сторону германцев. Сидим и ждём – что ещё остаётся? Пока память свежа, я накидывал статью, как самолёт сбили. Фото туда же пригодится, для газеты. Ну, и распечатаю для парней – заслужили, всё же память-то какая!

До появления моих казаков с сообщением, что германцы вот-вот будут, я не только статью накидал, но и описал начало боевых действий моей пулемётной полукоманды. Да, я вёл журнал.

Казаков с их карабинами со снайперскими прицелами я отправил в сторону, пусть позиции выбирают. Их задача – максимально быстро и точно выбить офицерский состав той части, что шла к Калишу.

Вскоре действительно всадники появились, чуть больше сотни. Они достаточно беспечно и споро на рысях проследовали по дороге к городу и скрылись на окраине. Я за тылы не опасался, маскировка со всех сторон, вряд ли они нас обнаружит. Если только кто сообщит о нас в городе, если наблюдал оборудование позиций – неприятно, но возможно. Разведка отойти нам не помешает, мы просто город окраинами обойдём и дальше двинемся в тыл.

А впереди уже показалась длинная змея пехотной колонны. Шли с развёрнутым знаменем. Хм, а может сработать!..

Наклонившись, я негромко приказал командиру расчёта стоявшего рядом «максима»:

– Головную часть берёшь на себя. Видишь знамя?

– Так точно, ваше благородие.

– Уничтожишь тех, кто его несёт, и всех, кто попытается к нему подобраться. Попытаемся его захватить.

– Это позор для любой воинской части, – улыбнулся тот и с прищуром посмотрел в сторону пехотной колонны, прикидывая, как работать, после чего что-то зашептал наводчику за пулемётом.

Из города, похоже, наши не все ушли – там стояла стрельба. Неужели кто-то оборону держит? Странно, на слух, бьют германские карабины, основное оружие германской армии. У винтовки Мосина звук чуть звонче, это различимо. Или это драгуны в городе зверствуют? Зная германцев и их к нам отношение, вполне такое возможно. Я лично допускал. Стрельба и не думала стихать, но пехотинцы не обращали на это внимания, и колонна продолжала движение. От города к ним проскакал всадник, видимо посыльный, сообщить, что в городе никого нет.

Когда колонна приблизилась, я сделал пару снимков для истории и поднял руку для приказа открывать огонь, ожидая, чтобы поближе подошли. Все командиры расчётов напряглись. Сейчас, вот-вот… Слишком близко пехоту подпускать тоже опасно, пулемётов у меня мало, было бы штук двадцать станковых, я бы эту колонну на ноль помножил, а с тем, что есть, – только потрепать и обратить в бегство. На мой взгляд, и этого много.

Наконец моя рука опала, и заговорили восемь пулемётов. Не скажу, что в упор, до колонны метров сто пятьдесят было, но опустошения в рядах нанесли чудовищные. Согласно приказу, один станковый «максим» бил по голове колонны – прореживал тех, что у знамени были, знаменосец уже упал, пробитый пулями; второй – по центру колонны; третий пулемёт – по хвосту, если увидят орудия, то должны стрелять по расчётам и повозкам с боеприпасами, чтобы вызвать детонацию, а обоз тут был, хотя и двигался на границе дальности моих станкачей. Задача ручных – стрелять по крупным группам солдат, обескровливая их, и пулемёты активно работали над этим. Они замолкали, быстро переряжались, и возобновляли стрельбу, а станковые строчили длинными очередями, торопясь собрать максимально возможную кровавую жатву, пока пехота держалась в колонне. Зачастую мощности полета пули хватало на то, чтобы прошить сразу трёх, а то и четырёх солдат. Это, конечно, не германские разрывные, выпускаемые с трёх «мадсенов», которые настоящее опустошение вносили в ряды, но тоже неплохо.