Владимир Поселягин - Офицер. Слово чести [litres]

Маму Игоря звали Светлана Николаевна, именно по ней я и опознал их, она стояла в светлом платье, за него глаза цеплялись, а рядом, держа её под ручку, возвышалась исполинская фигура Михаила Антоновича, отца Игоря. Ну, Игорь явно статью не в отца пошёл, скорее в мать: гибкий, невысокий и шустрый. А в лице смешались черты обоих родителей. Сестёр рядом не было, как, впрочем, и брата, видимо родители не хотели, чтобы те видели прибытие санитарного эшелона, всё же это зрелище требует крепких нервов. Отец Игоря работал на московской железной дороге и сейчас был в гражданском полувоенном костюме с погонами надворного советника, подполковника, если по чинам пехоты брать. Отвечал за грузовой поток на этой ветке – непростая работа, надо сказать. Как я понял, он занимался логистикой.

– Егор, – негромко позвал я.

– Командир? – заглянув, тот вопросительно посмотрел на меня, не обращая внимания, как коробит моего соседа такое обращение.

На это я не обращал внимания, а то он уже пытался строить Егора, да ещё мне указывать, что и как делать. Реакция последовала незамедлительно, Егор, чисто гражданский человек, сначала вопросительно приподнял правую бровь, глядя на меня, и, уловив мой едва заметный кивок – тот меня тоже достал, – просто послал его и сутки не подходил к нему, только со мной возился, а подполковнику приходилось санитара звать, который в наше купе уже и отвык заглядывать, ведь нами постоянно занимался Егор. В конце концов подполковник сдался, извинился передо мной, и пришлось мне попросить Егора, чтобы тот вновь обихаживал соседа. Тот молчал, но в таких ситуациях все же морщился.

– Вон мои родители стоят. У полицейского чина.

– Это где фонарь? – уточнил тот, полицейских на перроне было несколько.

– Да.

– Однако батюшка, командир, у тебя настоящий медведь. Я и среди казаков таких и не упомню.

– Сам горжусь. Хорошо, что я в матушку пошёл. Давай за ними, только аккуратно.

– Всё сделаю, командир.

Тот покинул купе, эшелон наконец встал, а я стал ожидать. Шуму прибавилось, раненых поодиночке потихоньку понесли к выходу. В основном понесли нижних чинов, чтобы в толчее офицеров не помять и не уронить. Да и санитар заходил и спрашивал, первыми выносить или погодить. Я решил, что погодим, подполковник меня поддержал. Сам тот с Екатеринбурга, и родные далеко, один будет лежать. А у меня родственников тут когорта. Я как бы в лучшем положении, но честно сказать, хотел бы оказаться на месте подполковника. Он со своей раной мало того что не пластом лежит – сам ворочается, хотя и лежачий, – так ещё с повреждённым лёгким спокойно разговаривает. Вот здоровье у сибиряка!

Что там на перроне происходит, я не видел, родители до остановки эшелона уплыли назад, всё же я по ходу смотрел, так что надеюсь, Егор их приведёт. Это тоже непросто, коридор в вагоне забит, выносили раненых друг за дружкой. Причём хитро, сначала вынесут и укладывают в подъезжающие транспортные средства, а когда коридор освобождается, идут за следующими. Однако родителей я так и не дождался. Пришли Егор с одним из санитаров, тот и пояснил, что их просто не пустили в вагон, мол, ожидайте снаружи, как все. Дядьки тут нет, он должен был после остановки эшелона найти пролётку, перегрузить туда все наши вещи, если не хватит, нанять две, ну и везти вещи в город, найти место для постоя, желательно рядом с госпиталем, где я лежать буду, домой меня вряд ли сразу отпустят. И дальше ожидать не только моего выздоровления, но и появления остальных казаков с лошадьми и моей пролёткой, к которой я привыкнуть успел. Тем более что на задке была установлена площадка для трофейного МГ. Да, моя пролётка как тачанка использовалась при движении колонны. Батарея часто меняла позиции, мало ли кавалеристы противника прорвутся, и такая защита необходима, у нас было четыре зенитных пулемёта и вот такой станковый. Он всего раз пригодился, когда на нас наткнулись отходящие германцы. Полроты положили, я сам за него тогда встал, расчёты плохо пулемёт знали, три дня как захватили, это в октябре было, осваивали ещё. Пользуясь моим бессознательным состоянием, дядька и его прихватил, и два ящика патронов. Ленты только три было. Ну да ладно, как устроится, сообщит. Егор с ним проживать будет, но основное время проводить со мной, как мой денщик, пусть и не армейский, а личный. Раненым, к счастью, слуг нанимать позволительно, но пока находишься на излечении. И где справедливость?

Я только зубами заскрипел, когда меня подняли и осторожно опустили на носилки, стоявшие на полу между койками. Офицерское купе было с улучшенной отделкой, и места всего два, но между койками всё же пространство узкое, и моим носильщикам было неудобно. Когда меня понесли к выходу, я возмутился:

– Куда вы меня вперёд ногами?!

Используя пустое купе, тоже офицерское, откуда обитателей раньше вынесли, они развернулись и понесли нормально. На перроне помощники перехватили рукоятки носилок и помогли положить меня на место в бричке, тут было ещё одно место, и я догадываюсь, кто это будет. Ну так и есть: подполковника вынесли и рядом уложили. Всё это время Светлана Николаевна стояла рядом, держа меня за руку и тревожно заглядывая в глаза. Я уже сообщал ей, что легко отделался, лишь рёбра поломал – бинокль спас. Отец хмурился, но было видно, что от моих слов у него расправились плечи, тем более он с нашим доктором успел поговорить и знал всё про мое состояние. На меня все новости успели вывалить и расспросить, что у меня с ранением, пока подполковника устраивали. Дядя мой тоже в госпитале, только военно-морском, неделю назад попал. На Балтике бой был, в котором принял участие их старый броненосец береговой охраны. Там разорвался снаряд, вот дядя и получил осколки. Сейчас в столице в госпитале лежит. Врачи говорят, еще долго лежать будет. К слову, он тоже Волков, родной брат отца. Младший.

Наконец нас повезли в госпиталь, родители следовали за нами на коляске. Это, наверное, какой-то злой рок, но подполковника положили в одной палате со мной. Тут вообще ранее двухместная палата была, а сделали четырёхместной. Оказалось, в этом госпитале одноместные палаты только для генералов, мол, вы же военные, потерпите. Зато прелестных медсестёр хватало, многие из дворянок, пошли в сёстры милосердия по зову сердца. А вот это уже интересно. Ох, лямур!

После того как нас занесли и разложили по кроватям со свежезастеленным бельём и пришедший врач осмотрел нас, то разрешили посещения и зашли родители. Внимательно осмотрели палату. Судя по поджатым губам Светланы Николаевны, скоро меня перевезут в особняк Волковых. Дом, насколько я понял, тут был довольно большой и просторный, у Игоря там даже своя комната была, которую никто не занимал. Ну, а Михаил Антонович, осмотрев палату и поздоровавшись с моими соседями – я занял последнюю койку, около двери, – вскоре ушёл, сообщив, что ему на службу надо, мол, мама тут останется. А вот Светлана Николаевна быстро навела порядок и, командуя как заправский фельдфебель, благоустроила палату. Даже проветрила. Ну, и про меня не забыла. Тут ещё и Егор появился, узнать, как у меня дела и не надо ли чего.