Игорь Аббакумов - Мы - Николай Кровавый! [СИ]

С церковью тоже начало выходить так, как я и предполагал. Зажравшиеся и потерявшие всяческий нюх иерархи с ужасом поняли, что насчет поместного собора я не шутил. Согласно моему указу, в приходах начали выбирать делегатов для участие в работе этого собора. Выборная компания тихой не была. Согласно указа, к выборам были допущены миряне, которым предстояло избрать достойных. Можете представить себе, какими словами они честили тех, кого сочли недостойными. Нежным душам большинства попов претила такая демократия. Пошли жалобы в Синод, с нижайшими молениями об отмене некоторых православных традиций, типа соборности. А то как бы в ересь не впасть ненароком. А что Синод? Он сам в этот момент пребывал в растерянности и самое большое, на что он решился, так это на сочинение прошения о том, чтобы пересмотреть правила выборов. Мол наш народ настолько тёмен и не образован, что в собственной вере абсолютно не разбирается. Дай только ему волю и от православия следа не останется.

— Господа, — ответствовал я, ознакомившись с текстом прошения, — кто виноват в том, что по вашему мнению народ совершенно не знает своей веры? Желательно, чтобы вы назвали конкретные фамилии виновных. Почему до сих пор не приняты меры по искоренению темноты и невежества?

Надеяться на то, что мне удастся перевоспитать этих людей не приходилось. Но я не унывал, потому что знал: не доходит через голову — дойдёт через иное место. Политика кнута и пряника? Не совсем так. Пряников в моём распоряжении слишком мало. Да и они не для тех, кто и так закормлен. Кнут и только кнут! И хлестать он должен намного чаще. Притом исключительно снизу. А иначе зачем в демократию играть?

На фоне этих хлопот, как то совсем буднично была воспринята гибель великого князя Бориса Владимировича. Не повезло человеку! Счастливо избежав приготовленных ему «медовых ловушек», он в буквальном смысле свернул себе шею во время лисьей охоты в Поставах.

Тут следует кое-что объяснить. Имение Поставы — это один из учебных центров нашей кавалерии. Но попадают на занятия туда не все кавалерийские офицеры, а лишь лучшие из тех, кто проходит учёбу в нашей «лошадиной академии». И это не случайно. Кавалерия — это по сути дела аналог ВДВ. Рейдовые войска. А в таких войсках требования к подготовке командира особые. Главнейшее из них — умение держаться в седле в любых условиях. Для этого и существует лисья охота.

Занятия эти проходят так. Выпускают на волю лису и натравливают на неё охотничьих собак. Лиса убегает, собаки за ней гонятся, охотники верхом на конях стараются не оторваться от собачьей своры. Лиса, спасая свою жизнь, лёгких путей не выбирает. Убегая от преследователей, она бежит через овраги и буреломы, ныряет под плетни и заборы… В общем, препятствий для всадника хватает. И их нужно уметь преодолевать. Свернуть себе шею — пара пустяков. И люди иногда погибали. Ответственности за их гибель никто не нёс. В эти времена ещё понимали, что проявить свою отвагу и при этом не рисковать ничем, не выйдет. Тем не менее людей старались беречь. Потому не всякого офицера допускают к этим занятиям. Только тех, в чьём мастерстве уверены.

Борис никакого отношения к «лошадиной академии» не имел. И тем не менее рискнул жизнью. Зачем он это сделал? Да потому, что кроме курсантов кавалерийских курсов, в лисьей охоте частенько принимали участие сливки общества. Все-таки она считалась одной из забав высшей аристократии. Никому в голову не приходило гнать подальше этих адреналиновых наркоманов. Подобные запреты могли быть восприняты как оскорбление целого сословия. Короче говоря, развести его на «не слабо» получилось. И вот он печальный результат! Что интересно, никто меня ни в чём не заподозрил. Зато великого князя Николая Николаевича Младшего, Владимир Александрович возненавидел люто. Ещё бы! Именно на пьянке, которую устроил наш главный кавалерист, Бориса и подбили на сумасбродную выходку. Чувствую, что долго наш Ник-Ник не проживёт. Наверняка дядя Володя подыщет на его голову подходящего террориста. И дело не только в гибели сына. Дядюшка Николай давно стремился командовать гвардией и про это знали все. В общем, подкопы под дядю Володю он вёл знатные. И меня это вполне устраивало. Меня не устраивало лишь то, что одними интригами всё и ограничивалось. Нет ребята, этак вы не успеете сделать нужную мне работу! Следовало усилить градус взаимной неприязни. Чтобы она переросла в настоящую ненависть, при которой яд, кинжал и пуля не кажутся запретным способом сведения счетов.

Предчувствуя, что великие князья вот-вот сорвутся с нарезки, я дал задание всем спецслужбам приглядывать за ними. И вдвое внимательней за их любовницами. Последние возникали не сами по себе. Как правило за их спинами прятались далеко не безобидные люди. Была у меня мысль о том, что неплохо было бы посадить дорогих родственников вместе с их любовницами и агентами мирового империализма на иглу. Я даже обсудил этот вопрос с Василием Ивановичем. Но тот отнесся к этой идее отрицательно.

— Знаете, Николай Александрович, держать рядом с собой сборище наркоманов — плохая идея. Оглянуться не успеете, как они из дома всё вынесут. Вы уж лучше кого другого этой гадостью травите. Чем вам поляки плохи?

Поляки ныне были совсем не плохи. Можно сказать, милые прекрасные люди. Стоило мне последовательно, год от года уменьшать финансирование Царства Польского, как в образовавшиеся финансовые пустоты хлынул французский капитал. И если Витте, и не только он, проявляли беспокойство по этому поводу, то я наоборот, был спокоен как удав. Дело в том, что не смотря на то давление, которые оказывали на меня французы, я категорически отказывался строить в польских землях что-либо. Сперва я объяснял это тем, что в случае войны с Германией и Австро-Венгрией, Польше предстоит выполнить роль предполья, при захвате которой германцы неизбежно растянут свои коммуникации. Кроме того, в частной беседе с офицерами французского Генерального штаба, которая произошла во время проведения Красносельских маневров, я с сожалением признался в том, что рассчитывать на лояльность поляков во время войны не могу.

— Не скрою господа, в Польше нас сильно не любят и при первом же удобном случае ударят нам в спину.

— Но ваше величество, германцев поляки тоже не любят.

— Гораздо меньше, нежели нас.

— А если расширить права польского населения? Восстановить конституцию, придать особый статус?

— Всё это господа уже было и ни к чему хорошему не привело.

В общем, было продолжение этой истории. Стоило мне начать готовить общественное мнение к тому, что избавиться от этого довеска только во благо, как запротестовал французский Генштаб.