Александр Осин - Государь поневоле

Кравчий провизитировав московских влиятельных шишек, занялся приказными делами. Зотов мечется между Лыткарино и Богородицким, везде нужен хозяйский догляд. Брюса законопатили в Черкизово — мозги моют. Капитан всецело погрузился в потешные дела, да ещё Голицын его привлек себе помогать. Говорит, что экспедицию за серой готовят. Это ресурс по нынешним временам жутко дефицитный и на Руси целиком импортный, посему пара рудознатцев из Швеции едут в Поволжье за казённый счет и с охраной немалой. Борис же Голицын пытается их дополнительно грузануть поиском селитряных озер и содовых месторождений в низовьях. Они с Зотовым долго спорили и рассматривали различные земельные чертежи. И те, что были в Кремле, и те, что я пытался изобразить по памяти. Капитан иногда подключался — выносил мозг, как это мы подданным потенциального противника стратегические места выдаём. БАГ же на это только ухмылялся — будут стучать поедут золото на Колыме искать. Я с тяжёлым чувством ожидал, что ещё и карты Сибири рисовать придётся. Нашли блин, понимаешь, бесплатный гуглмэп. Как только Майор осознал, что я могу виденные мной в прошлой жизни изображения довольно сносно зарисовывать (подготовительные курсы в НАрхИ таки даром не прошли), так сразу и засадил меня за корректировку карт. Голова от этого болела — ППЦ! А те изверги иновремённые внимания не обращали — думали цену набиваю. Только освободили царя от вечерних занятий с "потешными" — вот и всё послабление.

А с "робятами" Капитан показал себя настоящим зверем. По возвращению из Кремля врубил такую нагрузку, что буквально на второй день пришлось перейти им на казарменное положение. До города ездить сил не оставалось. При этом ничего кроме строевой и физической подготовки молодой потешный подполковник не давал. Одна сплошная "шагистика", марши и кроссы. А мне как официальному зачинателю приходилось ещё довольную рожу делать.

Апраксин заставил царя распорядиться о постройке на пустыре, где Брюс пытался меня ракетами удивить, полосы препятствий по его проекту. Помимо стандартного набора, что я помнил из своей молодости, он добавил ещё пару снарядов связанных с предполагаемой подготовкой к морской службе: качающееся бревно, и "пьяные ванты" — пятиметровая мачта с марсовой площадкой, куда надо было забираться, устроенная на качающейся платформе. Загнать туда знатных недорослей было трудновато. Но самодержавие рулит! Правда, пришлось самому первому испробовать полосу прямо вслед за Апраксиным. Чуть не обмочился наверху, когда Капитан качнул слегка платформу. Но, слава Богу, никто этого снизу не заметил, а я спустился уже с улыбкой и принудил Петра благодарить Капитана за такие придумки.

В общем, через две недели таких занятий, я отбивал серьёзный наезд. К нам явились многие бояре, что отправили своих чад в "потешные робяты". Оказалось, что почти все хотят "избыть" этой напасти, но боятся опалы и гнева. Поэтому стали сами выговаривать, что родовитым людям невместно сим забавам предаваться, как обычным солдатам, хоть и с государем во главе. Собрали в кучу всё — и утреннею гимнастику, на которую выгоняли царскими тумаками, и обязательное обливание, и даже избыточное, по их мнению, мытьё рук. На Капитана такую телегу-челобитную накатили, что в пору на дыбу его тащить и ката для четвертования подыскивать. Каждый его окрик записали и оттрактовали по всем мыслимым в этом веке изветам. На него даже брательник родной наехал. Зело удивлялся Пётр Матвеевич, откуда у Федора такие задумки срамные взялись. Пришлось впрягаться и выставлять царя самодуром, желающим делать это для своей потехи. А постельничий мой вроде и не причём. В результате всех тёрок выбили из государя обещание, что кто из робят похочет, тот может свободно от двора царского уйти, и в опале ему за это не быть. В тот же вечер мы недосчитались на поверке двух десятков недорослей, в основном из знатных боярских родов. Собственно это и ожидали, когда просили дополнительных "потешных". Кстати на следующий день с повинной вернулись все Голицыны. Ну, те, которые из ветви Майора — понятно почему. Борис Алексеевич стесняться не стал и пистона им видно вставил знатного. И брат его, и сыновья разве, что пол хвостами не мели как упрашивали меня вернуть их в казарму. Но самое странное, что вернулся и сын Василь-Васильича Голицына. Это Ж, как говорил один забавный медвежонок, неспроста! Рановато ещё Оберегателю большой печати яйца свои по разным корзинам раскладывать.

Вот и сидел теплым вечером царь на краю плаца и тупо пялился, как дворовые мужики сооружали новые снаряды по краям площадки. И чудилось тех устройствах ему что-то смутно знакомое, но уж совершенно невероятное для этого века.

— Скучаешь, государь? — "Блин, даже не заметил, как подкрался Апраксин".

— Охреневаю, постельничий! Достало всё. И меня, и ребёнка. После твое муштры ничего в голове не остаётся. Хоть бы чему интересному научил, ножики кидать или кониках покататься. Скоро не смогу Петра держать и изображать мазохиста. Кто такой курс расписал ты или Майор?

Федор, услышав такое обращение, мельком глянул по сторонам. Но рядом кроме молчаливого оберегателя никого не было. Потешные развалились на траве у начала полосы препятствий и наслаждались отдыхом. Ни шума, ни шуток с той стороны не слышалось. Денщики тоже не суетились, не тащили квас, не махали полотном над распаренными барами. Все ждали ставший уже традицией вечерний кросс.

— Курс ещё Генерал составлял. Борис только немного адаптировал. Чуть снял нагрузки — всё-таки не солдаты, а школяры. Есть совсем мальцы ещё. Ты, например, государь.

Пётр вроде вскинулся, услышав такое сравнение, но быстро угас, приняв мои уверения, что умаления государева имени в этом нет.

— Ну а зачем? Что толку так дрючить? Ведь последние мозги можно на плацу оставить.

— Не скул… не терзайся, государь. Методика испытана не одним поколением. Вначале тяжко, потом свыкнешься. Зимой, небось, ащо тосковать по плацу будешь. — На мой вопросительный взгляд ответил. — Да, Пётр Алексеевич, этот замес только до сентября. Пускай самые слабые сбегут. Вот посмотри ещё через неделю с десяток уйдёт. Зато на оставшихся сможешь вполне положиться.

— Так просто? — Апраксин ничего не ответил, кивнул. — Ладно, мне чего сегодня опять можно не бегать? Головка уже который день вава. Не боитесь, что от ваших карт двинется государь окончательно — с обоих своих умов съедет.

— Сегодня, может, ты и сам захочешь побегать. Филька, подь сюды!

От задних ворот дворца подбежал подросток с небольшой корзиной.

— Держи, государь! — Апраксин, окинув рогожку, достал футбольный мяч.

— Мяч? Но… как?

Фёдор Матвеевич рассказал как. За неимением каучука мяч сделали из свиного пузыря и обшили кожей. Это, конечно, было очень сильное приближение к моему привычному представлению о качестве футбольного мяча. Но, тем не менее, это был мяч! А значит, будет и футбол! Футбол! Как говорил один мой знакомый дятел* (обозначение иностранных менеджеров в РФ, эквивалент нецензурному долобо-бу) из Альбиона: "Playing football like sex, never bad! Even if you lose, you play!", то есть игра может быть удачной или не очень, но футбол плохим не бывает и ты всегда в игре. Конечно, утверждение во многом спорное, но только по формальным признакам, а не по духу. Стало сразу понятно, что это такое знакомое смастерили мужики — ворота. Даже и сетку не забыли!