Владимир Сербский - Пятый прыжок с кульбитом

- Мама посчитала, что ее списали и выкинули. А тут еще эти лекарства... Жить в тумане, под постоянным допингом, мало кому по душе. Однако в последние дни она вроде бы успокоилась и, кажется, смирилась.

- Понятно, - допив кофе, я поднялся. - Пойдем, проведаем твою маму.

Мокрые глаза блеснули надеждой. В искусственном свете ресторанных светильников они казались темно-голубыми омутами с фиолетовыми искрами.

- Аутотренинг сделаете, как Лёле? - судя по всему, девчонка уже пошарилась в интернете среди отправленных мной ссылок. - Думаете, поможет?

- А почему нет, - помогая девушке надеть легкую куртку-аляску, я не лукавил - аутотренинг точно поможет, если сначала приложить мои руки, совмещенные с катанием на черном одеяле.

А я для себя уже все решил. И, чтобы отвлечь Нику, по дороге принялся развлекать ее перлами «народной медицины», выуженными из всемирной сети:

- Если на правую грудь спящей женщины положить сердце совы, то женщина выдаст во сне все свои секреты.

- Правда, что ли? - поразилась она. - Да ладно!

- Однозначно, верняк, - я солидно покачал головой. - Осталось только найти сердце совы, спящую женщину, и понять, какие именно секреты нас интересуют.

Ника прыснула:

- Этот метод нужно маме рассказать. Следователю такие коварные ходы знать надо непременно.

После этих слов она посмурнела, а глаза подозрительно заблестели. А я, как ни в чем ни бывало, продолжил:

- Воспаленную опухоль можно лечить компрессами. Делать припарки должна обнаженная девушка, обязательно девственница. При этом ей самой и пациенту необходимо соблюдать пост. Дотронувшись до больного места тыльной стороной ладони, она говорит: «Аполлон запрещает развиваться той болезни, которую лечит обнаженная девственница».

- И что?

Я пожал плечами:

- Ясное дело, после такого лечения болезнь прекращается.

- Пост выдержать можно, - хмыкнула Ника, отпирая входную дверь. - Но где в наше время изыскать девушку, которая девственница? Невероятное условие, практически невыполнимое. Попроще лекарства у вас нет?

- Возможно, - согласился я. Другой вариант тоже имелся в запасе: - Боль можно успокоить, прижав к больному месту живую утку Боль перейдет к ней. В смысле, к утке.

В прихожей за эти годы ничего не изменилось, я привычно разделся и снял обувь. Глядя в ростовое зеркало, пригладил волосы. Ника двинула мне тапочки.

- Живая утка? Хм... Это уже реально, - кивнула она, переходя на заговорщицкий шепот.

- Утку купить несложно. Или она тоже должна быть девственницей?

- Бережной! Ты что там, охмуряешь мою дочь? - сварливый голос, полный яда, раздался из гостиной.

Заранее предупрежденная по телефону, Елизавета Сергеевна нарядилась в красный спортивный костюм «Адидас» и кроссовки той же фирмы. Сидела она в кресле, с косынкой на голове. Красивый шелковый платок, в алых цветах по черному фону, Авдеева завязала сзади, в стиле семидесятых. Одна непослушная прядь из-под платка все-таки вылезла, и она предательски блестела сединой.

- Поздорову ли, матушка? - ласково осведомился я, не обращая внимания на холодный прием.

- Ника, зачем ты привела в дом жулика? - сдвинув брови, Лизавета насупилась. - Я-то думала, что дочь ведет сюда настоящего лекаря. Развесила уши и губы раскатала, дура старая...

Вопрос о жуликах остался риторическим, поскольку по моему знаку девушка молча скрылась на кухне. Аура Лизаветы едва просматривалась, а поверх платка над головой висел плотный серый кокон боли. Это было понятно издали, с первого взгляда. В усталой изможденной женщине, с тусклыми глазами столетней старушки, прежнюю Авдееву узнать было трудно. Время коверкает людей почище программы «Фейс ап», а еще надежнее это умеет делать злая болезнь.

Лизавету я узнал, хотя последний раз мы виделись давненько. Ничего тут не поделаешь, некоторые лица врезаются в память крепко и надолго.

- Ну-с, голубушка, как наши дела? - добрым тоном, срисованным с лысого доктора, вопросил я. Затем оглянулся.

Постель на диване, наспех накрытая пледом, явно являлась местом постоянной дислокации Лизаветы Авдеевой. На это указывала табуретка с чайной чашкой и раскрытой книгой, а также подол ночной сорочки, выглядывающий из-под подушки. Стол у окна оказался завален салфетками, упаковками лекарств и одноразовыми шприцами. В комнате пахло дезодорантом, и совсем немного - цветочными духами, чем-то сиреневым. Однако эти ароматы не перебивали тяжелый запах болезни.

- Дела как сажа бела, - буркнула Лизавета слабым голосом. - Чего приперся?

- На тебя посмотреть, - сообщив очевидное, я бесцеремонно подтащил ближе стул, чтобы присмотреться к голове.

- Тоже мне, нашел диковину, - процедила она, поджав губы. - Отцвели уж давно хризантемы в саду...

С левой стороны головы, внутри мозга, пульсировал красноватый шарик. Словно мерзкий ежик с колючими иглами, он ощетинился яркими протуберанцами метастаз. Неважные дела творились в этой голове, и здесь пора срочно чего-то решать.

- Ничего, Лизавета Сергеевна, прорвемся, - подпустив в голос добродушия и миролюбия, я коснулся серого кокона. Нет, такую плотную стену с наскока не прошибешь. Крепче репейника вцепилась болезнь в несчастную женщину... Вслух же продолжил терапевтические мантры: - Будут у нас еще хризантемы с гладиолусами. Все будет, милая, только дай срок.

- Ну ты и наглец. Бережной, - ядовито вспыхнула Елизавета. - Мало того что жулик, так еще и негодяй. Не постеснялся заявиться к наивной дурочке, которую когда-то соблазнил и бросил?

От такого обидного обвинения я даже подпрыгнул:

- Это я тебя бросил? А не наоборот? Вот кто, интересно, тогда внезапно улетел в Москву? Даже с маленькой дочкой не попрощалась. Слава богу, хоть бабушке позвонить догадалась. Она-то меня, темного, и просветила.

- Так сложились обстоятельства, Бережной, - она устало прикрыла глаза. - Люди мы подневольные, с начальством не поспоришь. Сказали ехать - мигом снялась и поехала.

Упертая предвзятость бесила меня, заставив выставить негодующий палец:

- А телефон почему не брала? Еще я тебе эсэмески писал. Ни разу не ответила!

- Не до того мне было, Бережной. Я тогда неделю не спала, кушала на бегу. Меня же недаром вызвали, там такие дела закрутились... А когда нашлось время позвонить, ты пропал. «Абонент недоступен», понимаешь. На работу перезвонила - сказали, уволился. Одно слово, скотина. Притом бессовестная.

Несправедливые слова ранили. Она ведь тогда, в нашу последнюю ночь, сама велела мне «лечь на дно»!

- Послушай, Лизавета, - сдерживая кипение, я выдохнул. - А кто сказал мне сменить телефон, и слинять куда подальше? Все сделал, как ты советовала, уволился и залег на даче. Едва не спился от таких перемен...

- Сбоку посмотреть, так с тебя все взятки гладки? Но ты всегда был слаб на водку и до баб охоч. А в твоем возрасте, Бережной, это вредно. Хотя ты, гад такой, совсем не изменился. Вроде даже как помолодел...