Владимир Сербский - Пятый прыжок с кульбитом

От очередного наезда я отмахнулся:

- Слушай, а ведь я тебе и с нового номера звонил. Без толку, «абонент вне зоны доступа».

- Конечно, Бережной, - она взглянула на меня, будто на психа неразумного. - Как счет за телефон увидела, так ростовскую сим-карту вынула, а московскую вставила. На этом роуминге разориться можно!

- И прописку сменила на московскую по той же причине? И замуж поэтому там, в Москве, выскочила? - не удержался я от шпильки. - Мир не без добрых людей, донесли радостные вести.

- А что мне оставалось делать? - она криво усмехнулась. - Ты же от меня отказался. Короче, обидел ты меня, прохвост и проходимец. А женщину нельзя обижать. Бережной! Никогда. Запомни, это аксиома.

Любая болезнь портит характер. А если он и до того был неважный, дело труба. Когда- то, а точнее одиннадцать лет назад, я встречался с этой женщиной. В то далекое время мне довелось трудиться директором компании, которая захромала и принялась испускать дух в страшных конвульсиях. Так бывает, кризис 2008 года только подступал, а мы уже сдулись и начали давать дуба. Ситуация оказалась стандартной для тех времен - поставщики прекратили товарный кредит партнерам, и потребовали уплаты долгов. Консигнацию закрыли, при этом торговля резко упала, поэтому денег поставщикам не было. Соответственно, за банковские кредиты платить стало нечем. Как по команде, инвесторы тоже встали в позу, и захотели получить свои денежки обратно.

Что было - отдали, и моментально денег не стало ни для чего: ни товар закупить, ни долги отдать, ни зарплату людям заплатить. Круг замкнулся, и горькое чувство голода охватило владельцев фирмы. Это такое образное выражение, потому что денег на счетах Кипра и Швейцарии у них оставалось достаточно. Только кто ж оттуда в здравом уме тянуть станет? Не для того их туда прятали.

Плох тот руководитель, который не держит нос по ветру Однако глубину экономического кризиса не смогли оценить даже те, кто стоял значительно выше меня. Только вместо поиска путей выхода, они принялись выяснять отношения. Поставщики, хозяева фирмы, инвесторы и их покровители переругались так, что дело дошло до прокуратуры. Интриганы хреновы, ни разу не джентльмены. И если бы только это, я бы сильно не переживал. Подумаешь, милые бранятся, только тешатся. Однако на поверку вылезла другая присказка: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Они бранились, а я ходил на допросы, как на работу, чуть ли не ежедневно. Слава богу, пока свидетелем.

Но тогда я тоннами глотал кофе, а после допросов плохо спал. Ситуация казалась мне шаткой и переменчивой, когда любой кусок хлеба горчит и отдает вкусом тюрьмы. А дело мое вела следователь прокуратуры Авдеева, Лизавета Сергеевна. Вот эта женщина. Тогда она выглядела эффектной дамой: жгучей брюнеткой, красивой и злой. Помнится, глаза у нее были глубокого фиалкового цвета и привлекательного разреза. Пленительные глаза и, что называется, колдовские. Прямо говоря, истинной ведьмы глазки, вытрепавшей мне все нервы и душу.

С другой стороны, сам виноват. На моем месте любой нормальный человек давно бы слинял. Или на бюллетене потерялся, или на долгом отдыхе в Турции застрял где-нибудь. Но дело в том, что у меня имеется серьезный недостаток, это повышенное чувство ответственности. В главном офисе мне сказали открытым текстом, что хозяевам на допросы ходить невместно, а директору в самый раз - я и ходил как болванчик заведенный. И пытки терпел. Ну и отвечал на глупые вопросы, а вернее, не отвечал.

И вот теперь настала моя очередь задавать вопросы. Я даже перешел на сухой официальный тон:

- Лизавета Сергеевна, у меня мало времени. Дома ждут котята, щенки... и еще один котенок. Как ты смотришь на то, чтобы быстренько поправить здоровье, и на этом закончить нашу пикировку?

Ответить какой-нибудь гадостью в язвительном стиле ей не удалось - из кухни выглянула Ника. Конечно, она подслушивала разговор под дверью и, конечно, глаза у нее были круглые, как у совы.

- Может быть, чай? - неуверенно предложила девушка. - Кофе?

- Сначала приготовь ванну, - распорядился я. - Не очень горячую, чисто для купания. А потом ужин.

Глаза девушки стали еще больше и круглее. Хотя, казалось, дальше уже некуда.

- Вы хотите принять ванну перед ужином? - растерянно пробормотала она.

- Я бы с удовольствием, но через пять минут это захочет сделать твоя мама.

Потрясенная Ника скрылась в ванной, а я двинулся в прихожую. Обулся, нацепил куртку, и прихватил с вешалки красный кожаный плащ. Вещица оказалась тяжелой, но эффектной - куний подбой и меховой воротник смотрелись очень солидно.

С огромным удивлением Елизавета взирала на мои приготовления.

- Бережной, ты собираешься смыться с моим плащом? - она, наконец, пришла в себя. - Такому повороту я бы не удивилась. Вещь редкая и дорогая. Тогда для комплекта прихвати сапожки, они в шкафу на нижней полке лежат.

Сарказма я не принял, полез на указанную полку. Сапоги оказались ручной работы, из тонкой кожи красного цвета. Судя по всему, эта женщина стремилась любить все красное. Не задерживаясь, я опустился на колени для переобувания женских ног. Из ванной выглянула Ника, пискнула чего-то, и скрылась внутри.

- Что ты делаешь. Бережной? - возмутилась было Авдеева. - Я не хочу гулять!

- И не надо, - я протянул руку - Просто встань.

К просьбе я приложил посыл подчинения - незачем с ней спорить и пререкаться, когда нет желания. Лизавета с трудом поднялась, а большего и не надо. Мне оставалось лишь обнять женщину, чтобы началась работа черного одеяла. И оно послушно прилетело. Мягкое покрывало, обволакивающее своей темнотой, исключало глупую суету и дурные мысли.

Багровый диск солнца тонул в море, безмолвно и печально. Если падающая звезда и взывала о помощи, то зря - горбатые волны подавляли своим рокотом все звуки. Они накатывали мощно и величаво, не забывая пнуть пенными брызгами бетон волнореза. Мутно-желтые у берега, волны постепенно светлели, избавляя себя от взбаламученного песка. И вдали, за буйками, морской простор обращался густой синью, подернутой пенными барашками.

Приземлились мы там, где я и планировал - на дальнем краю пляжа, под деревьями парка. Капли дождя застревали в соснах, и ветер тут почти не ощущался. Абхазское море в это время года радует не очень, штормит постоянно. Декабрь самый паршивый месяц, хотя снег здесь считается большой редкостью. Обычное дело для конца года - это дождь, нудный и мелкий. А сырой ветер в иные дни пробирает до костей. Однако на то они и субтропики, чтобы зимой изредка выдавать погожие деньки.

- Мама, я сошла с ума... - расширенными глазами Елизавета смотрела перед собой. - Какая достоверная иллюзия! Чем ты меня ширнул, прохиндей?