Виктор Тюрин - Свой среди чужих [litres]

– Родственники тети Марты?

После моих слов повисла настороженная тишина, и только спустя десяток секунд один из мужчин хриплым от волнения голосом сказал:

– Да. Извините, что так поздно. Телега сломалась.

– Ничего. У меня недалеко своя повозка стоит. Доберемся быстро.

После этого мне показалось, что они все дружно и с облегчением выдохнули. Один из мужчин, проводник, ни слова не говоря, сразу развернулся и пошел к деревушке, как я знал, расположенной где-то в километре отсюда.

«Ночевать к родственникам пошел», – подумал я, а вслух спросил:

– С вещами помочь?

Мужчина отрицательно мотнул головой, но его жена все же решила попросить помощи:

– Если можно. Пожалуйста.

Взял корзинку из ее рук, и мы пошли в ночь. Никто из них, даже их дочь, девочка лет двенадцати, за все время пути не произнес ни слова. На рассвете мы пришли на место моей стоянки. Я внимательно осмотрелся, но ничьих следов пребывания, кроме своих, не обнаружил. Разогрел вчерашнюю уху, достал пару банок консервов, колбасы, хлеба и накормил беглецов, после чего отправил их спать. Проснулись они уже ближе к вечеру. Поели каши с тушенкой, после чего я достал из рюкзака еще одни резиновые сапоги и мешковатую брезентовую куртку.

– Одевайтесь. А это ваша удочка.

Тот понятливо кивнул головой и сказал:

– Понятно. Рыбаком буду.

Когда мужчина переоделся, я протянул ему документы:

– Читайте и запоминайте.

Они с женой минут пятнадцать внимательно изучали их, а затем спрятали в одежде.

– Теперь мы собираемся и идем на станцию. Билеты я уже купил. Идти от силы полчаса. Не доезжая до Берна две остановки, сойдем. Я доведу вас там до хутора. Дальше не моя забота.

Мужчина только согласно кивнул, а его жена, прижав руки к груди, тихо поблагодарила:

– Спасибо вам большое. И удачи вам в этом благородном деле.

Вещи из чемодана, который нес мужчина, перекочевали в мой вместительный рюкзак, поэтому выглядели мы почти обычно. Двое рыбаков. Жена одного из них с большой корзиной и девочка, у которой на коленях стоит котелок, где плавают три маленькие рыбки. Полицейский патруль, проходя по вагонам, удостоил нас только мимолетного взгляда.

До хутора мы добрались еще засветло.

«Мужик явно хозяйственный», – подумал я при виде большого дома с постройками, окруженного двухметровым забором.

Постучал в ворота. Спустя несколько минут левая створка ворот отошла в сторону, и мы увидели на фоне хозяйского дома пожилого, но крепкого мужчину в сопровождении двух парней. Меня сразу насторожил один из них, так как ни лицом, ни фигурой он не вписывался в семейный ансамбль. Лицо вроде доброжелательное, на губах легкая улыбка, а в глазах – холодная настороженность. После обмена паролями хозяин представился.

– Меня зовут Марк, а это мой сын. Давид. Это племянник. Его зовут Леон.

В шпионских делах родственные чувства мало что значат. Что он тут делает?

– Вы не волнуйтесь, – заметив мою настороженность, попытался успокоить меня хозяин. – Леон нам давно помогает.

– Хорошо. Я свою задачу выполнил. До свидания.

– Вы разве не останетесь ночевать? Время позднее.

– Не волнуйтесь за меня. У меня палатка. В кои веки вырвался на природу, поэтому хочу на утренней зорьке с удочкой посидеть, а уже завтра поеду в город.

– Удачи вам! До свидания!

Отойдя метров двести от хутора, я нашел заросли кустов. Спрятавшись за ними, стал настороженно вслушиваться в июньскую ночь. Трещали цикады, стрекотали кузнечики, какой-то зверек прошуршал в кустах. Мое поведение объяснялось одной-единственной причиной, которая называлась племянником Леоном. Его взгляд, холодный и настороженный, резко отличался от испуганно-растерянных взглядов отца и сына. К тому же он обладал атлетическим сложением, в отличие от приземистых и кряжистых фигур хуторян. Впрочем, была еще одна причина, правда, косвенная. Я успел бросить взгляд на часть двора за спиной хозяина. Там рядом с домом, недалеко от входной двери стояла будка, а собаки не было. Конечно, та могла помереть от старости, а могли и… прирезать. Чужие люди. К тому же непонятно, зачем хозяину брать с собой сына и племянника? Но все становится на свои места, если этот племянник является чужим человеком и находился вместе с ними для контроля действий и слов хозяина, а его сын был взят для сглаживания общей картины. Но это я так думал, а ведь все могло обстоять по-другому, поэтому мне нужно было проверить свои сомнения. К тому же если после пропажи курьера что-то случится с беглецами, то именно меня могут в этом обвинить. Сначала курьер, а затем и это. Появится сомнение, а потом могут и в предательстве обвинить. А оно мне надо? Не успел я все это обдумать, как услышал шаги двух торопливо шагавших человек. Чуть приподняв голову из-за кустов, я увидел в густеющих сумерках две фигуры. «Племянника» и шагавшего вместе с ним незнакомого мужчину. Оба крутили головами по сторонам, без сомнения, выискивая меня. Я пропустил их, затем вскочил и метнул нож в спину чуть приотставшего врага. Тот не сразу понял, что произошло, почувствовав тупой удар в спину, и только через секунду, когда боль стала огнем разливаться по спине, хрипло закричал. «Племянник», выхватив пистолет, почти мгновенно развернулся в его сторону, но ему потребовалась еще одна секунда, чтобы увидеть в сумерках меня, своего противника. Именно это мгновение расставило все по своим местам – кому жить, а кому умереть. Клинок вошел гитлеровцу в мягкую ткань горла, пронзив трахею и распоров яремную вену. Крика не было, только глухое бульканье – это умирающий, захлебываясь собственной кровью, не в состоянии был вымолвить ни звука. Подойдя, склонился сначала над одним телом, а затем над другим. К моему сожалению, оба были мертвы, хотя одного я намеревался только ранить.

«Совсем распустился ты, парень. Когда последний раз тренировался?» – укорил я сам себя.

Информацию мне получить не удалось, зато настроение немного улучшило найденное у фашистов оружие. Хорошие, качественные боевые ножи и пистолеты с глушителями. Это улучшало мое положение, но отнюдь не сделало радостным. Идти напролом, ничего не зная – это не мое! Пустым геройством я уже давно не страдал. Еще с начала службы в Афганистане. Потом жизнь наемника научила автоматически анализировать все происходящее, отфильтровывая малозначительные детали, выискивая признаки возможной опасности, и просчитывать все возможные риски. Именно эта постоянная настороженность и готовность к бою помогала мне выжить все те годы. Больше двадцати лет в той жизни было посвящено войне, а я все оставался в живых. Мало того, меня за это время ранили только трижды, и только последнее ранение поставило окончательную точку на военной карьере.