Максимилиан Раин - Внук Донского

— Ох, Митря! Мало я тя бивал ране. Взымешь хворобу прелестну и не оженити тя ноли, — вздохнул князь Юрий.

Поняв, что перегнул с рассказами о блудливых похождениях, братец моментально переключился на описания встреч с девами из знатных семей. До петровских ассамблей было ещё два с половиной столетия. Выручали в таком подходе церковные службы, брячины и взаимные гоститва, на которых иногда можно было увидеть милое личико какой-нибудь московской затворницы.

Отец кисло воспринимал восторженные россказни зрелого по средневековым меркам мужчины, пытаясь переключить разговор на политические темы. Молодой человек неохотно отвечал на вопросы о жизни московской элиты, но кое о чём всё-таки поведал. Как было известно, в отсутствии малолетнего князя, его ближников и двух соправителей, находящихся с визитом в Литве, бразды правления в Москве держал третий соправитель — боярин Иван Дмитриевич Всеволож. Гений в дипломатии и в интригах, в хозяйственных делах, по мнению гостя, боярин Иван не блистал успехами. Следствием чего явились многочисленные жалобы от купцов и ремесленников на притеснения приказных дьяков. По Москве ходили слухи, что правитель не столько занят управлением, сколько сварами с другими боярскими родами, прежде всего с Добринскими и Кошкиными.

— Порушено пращурами нашими заповеданное право передавать стол по старшинству в роде. Сие к разброду ведёт, к непорядку, к боярской вольнице. Деи отроку мочно стояти во главе рода? — не сдержался Звенигородский князь, в ярости ударяя кулаком по столу.

Дмитрий Старший горячо поддержал отца и сам обрушился с бранными словами на великого князя и его окружение. Особенно досталось боярину Ивану Всеволожу и сыновьям его. Де самоуправствуют они, бесчинства творят.

— Добре, — хлопнул руками по коленям отец, — Ступай, Димитрие, в мовню. Помойся и отдохни с дороги. Брат тей младшой перемолвится с ми и к те такожде прииде.

Оставшись со мной наедине, спросил, кивнув на дверь:

— Иже мнишь о сём, Митря?

По правде говоря, я был сильно разочарован в Шемяке. Такая яркая историческая личность показался мне обыкновенным, примечательным только своими одеяниями человеком. Ожидал чего-то большего.

— Почему он надумал навестить тебя?

По словам отца, старший Дмитрий просил у него много денег, почти тысячу рублей. Якобы из-за сильной жары случился сильный недород в его маленьком княжестве. Люди будут зимой голодать.

— А почему он в Москве у многочисленных бояр помощи не просил, или у своего брата Василия? — возник закономерный вопрос.

— Про сие вопрошай его самого, — пожал плечами отец.

Тут могло быть два варианта: либо парень банально промотался, либо его подослал к отцу московский временщик.

— Пусть тогда он женится на Боровской княжне. А ещё заставь подсылым твоим стать на Москве, — предложил государю, — И княжество своё пусть под залог отдаст.

— А сребра толико отнуду яти ми? Боярину Никитовичу обещал. Либею поминки готовити нать. В Орду такожде нать, — возразил отец.

Разговор как-то заглох, сидели некоторое время молча.

— Добре, ступай в мовню, разговорись с братом. Негли поведае те паки лишче, — предложил он.

Тёзка сидел в предбаннике ещё одетый, потягивая какой-то напиток из кувшина, ожидая пока холопы растопят каменку для парной. Своих слуг оставил во дворе. Думал, что разговорю братца, выполню поручение отца и свалю из бани, будто бы опасаясь, что путные распорядители нагонят в мыльню толстых баб. Оголяться мне самому перед братом не хотелось по причине позорных следов. Подговорил банных холопов, чтобы не сильно торопились со своей работой.

— Брате мой, седи к ми, — снова заключил меня в объятия старший Дмитрий и принялся тискать, — Сказывай, яко ты бытиешь зде с отичем. А помнишь, яко мы на ловитву хаживаша купно к Москве реке? Ты детищ возгривый бысти паки. За нами, отроки, лещился присно. Потеряша тя ноли повечеру. Мниша, иже утоп. Искаша обношь на реке с ребяты, а ты дома оказался. Яко мы на качелях катались, помнишь? Я тя раскатал до верха, а ты пал и главою убился. Гугнити с той поры стал. Отич мя побил яро ноли. Сести долго не мог.

Парень засмеялся как-то легко, душевно. Никакой настороженности в нём уже не чувствовалось. Наоборот, сейчас я видел перед собой доброго и любящего брата. Даже стыдно стало за свои предположения, высказанные ранее отцу.

— Молва шед, иже главой ты хвор? — продолжил он, — Блядяша поди. Гугнил токмо зельно. Бывало, чаяшь, дондеже ты косно мыслю глаголишь, и в томление влещиваешься. А ныне ты выправился. Глаголешь, яко вития на торжище. Ладен стал. Ликом красным матушке уподобен. Деву пригожу те нать. Иму тя с сей в Москву, а то скваснешь зде.

В кувшине оказался крепкий перевар, на вкус очень даже отменный. Брат вдруг взъярился и наорал на холопов, что они медленно работают. Мужички забегали шустрей.

— Ты сам как поживаешь в Москве? — поспешил переключить поток вопросов на него.

— Инде те вся поведаю, а то отичу полный час рекл о сиём бытие в Москве. Язык ужо заболел, — увернулся от допроса брат, — Женити тя нудит, небось? Мя на Феодору Васильевну, княжну Рязанску спихивал. А она ликом травлена. Черти на ей горох молотили. Нудма отлещился от сего, с братом Васькой ушед под руку государя Московска.

— Есть такое дело. Сватают за Машку Боровскую, — признался ему.

— Воно иже! — поразился брат, — И я же семо пришед по сему ряду. Такожде хочу к ней посвататися. Стара княгиня Елена Ольгердовна зельно скудна калитою стала. Готова за унучку Марию град Малоярославец с окрестью в приданное дати, удел вящший. За сие мнит от долга сваго избавитися. А у мя удел мал вельми, гобину не зрю. Долгов сеих мнозе.

— Не тревожься, братиш. Постараюсь уговорить отца тебе помочь, — заявил я.

— Добре, — просто согласился будущий Шемяка, улыбнулся и потрепал мои волосы, — Отич присно любил тя лишче мя с Васькой, но я такожде тя люблю.

И вдруг заорал зычно в сторону суетящихся холопов:

— Зачну совлещася. Не уборзитеся пещь запалити, пока порть на ми есть, болезновати будете сеими гузнами.

Я предупредил тёзку, что мыться с ним не стану.

— Не люблю купаться с толстыми тётками, — объяснил свой отказ.

— Не хоронися мой утый брате, — хохотнул брат и саданул ладонью по плечу, — Управимся без женок дебелых. Буде нам радощи и удало.

Он подозвал одного из холопов и произнёс какой-то приказ. Я не разобрал ничего, а парень тут же умчался.

Как я не пытался уйти, как не вырывался. Всё было бесполезно. Пришлось тоже раздеваться, горестно вздыхая и сгорая от стыда. Историческая персона, уже раздетая полностью, стояла, улыбаясь и ожидая меня. Фигурой он был похож на греческого бога Гермеса, сошедшего с Олимпа. Нет, скорее на козлоногого сатира, вышедшего из оливковой рощи после секса с нимфами, если принимать во внимание слегка кривоватые ноги, обильную волосатость и прочие детали ниже пояса. Его тело, источающее запахи пота и адреналина, было также покрыто множеством ссадин и синяков. Задышалось гораздо спокойней. Меня комментировать он тоже не стал, хотя заинтересованно разглядывал.