Влад Молоков - Там, где ты нужен

Вспоминается один полковник, замом которого мне недолгое время пришлось поработать. К нам его прислали в качестве наказания за действия не совместимые со званием офицера, граничащие с уголовной ответственностью, но спасли родственные связи. В качестве профессионала он был полным нулем, как с ним до этого работали люди непонятно, но зато желания быть отмеченным начальством, плескало через край. Для понимания, приведу абстрактный пример. Просит начальник стакан воды. Просто налить из графина или достать минералку из холодильника, это не для нас, полковник не ищет легких путей. Весь личный состав отдела поднимается по тревоге, вооружается шанцевым инструментом и копает во дворе яму до водоносного слоя. И радостный полковник бережно несет начальнику ведро мутной воды. А потом не понимает, где же заслуженная награда — вот вода и даже больше, чем просили, а вот сотрудники — лежат, замученные до края.

Так и в этой ситуации, чувствуется рука инициативного дурака. Подозреваю, что первоначально моего знакомого лейтенанта ГБ и планировали к немцам в тыл послать, да он со страха, через своего родственника, «спланировал» операцию так, что не зависимо от результатов получит свои дивиденды. Доставят пакет — он молодец, отличный организатор, не доставят — а, что вы хотели от серого армейского быдла, которые все испортили. И плевать ему на окруженные части, он себе баллы зарабатывает. Не удалось видно на расстрельных делах подняться, ну да бог с ним.

От меня требуют немедленно грузиться в самолет, я объясняю, что необходимо время на подготовку. По вражеским тылам ходить безоружным глупость несусветная, а при мне только табельное, револьвер «бандитский» в кармане, да пара ножей. Ни экипировки, ни припасов, ни нормального оружия. Командир, постоянно таскающий с собой в тылу «ППШ» или, тем более, трофейный «машинепистоль», вызывает ненужное внимание со стороны окружающих, а там и до врача психиатра недалеко. Прошу полчаса, что бы собраться.

Толстощекий лейтенант хватается за кобуру, — Саботаж, да я тебя…

Лицо у него наливается кровью, глаза вылезают из орбит — прямо гроза паникеров и дезертиров. Остаюсь совершенно равнодушным, то, что он эту сцену не раз отрабатывал на более впечатлительных согражданах понятно, но для меня совсем не эффектно. Я сам страшнее могу.

— Сами полетите? — спрашиваю с откровенной, даже демонстративной издевкой. Затем меняю тон на холодный:

— Согласно инструкции по перемещению секретных документов, на временно оккупированной территории сотрудник, осуществляющий такой род деятельности, обязан принять все меры, обеспечивающие сохранность, а в особых случаях уничтожение, вверенной документации. Отправлять к немцам безоружного курьера — попахивает изменой.

Второй капитан НКВД, все время просидевший в стороне, прерывает нашу пикировку, — Не будем спорить, скажите, что вам нужно. Все подготовят и принесут к самолету. Конверт вы уже получили, а у нас приказ, сопроводить курьера до транспорта. Информация о цели вылета секретна и даже возможность ее утечки исключается.

Приходится согласиться. Оставлять «мою прелесть», имею в виду свой ППШ, который зарекомендовал себя отлично, и лететь с чужим, не пристрелянным оружием, не хочется, но спорить бесполезно. Если толстый лейтенант типичный кабинетный палач, то его напарник — матерый волчище, скорее всего ГРУ или похожая структура. Перед посадкой надел парашют, проверил, принесенное оружие. Дали ППШ с одним запасным диском, две гранаты «лимонки», сотню патронов в пачках, сухой паек, запасные портянки, немного мелочей ну и фляжку спирта. Между прочим, универсальное средство, можно рану обработать, сырой костер разжечь, просто внутрь принять. Завязываю горловину вещмешка и вместе с ППШ забрасываю в кабину У-2, следом залезаю сам. Устраиваюсь поудобнее, привыкая к кабине. Жалко, что для защиты задней полусферы, не установлен пулемет, чувствую себя беззащитным, все-таки наличие возможности оказать врагу даже минимальный отпор, успокаивает. Летим в светлое время, при полном господстве авиации противника, на фанерном биплане. Если на нас обратят внимание, причем все равно в небе или с земли, мы для всех готовая мишень. При наличии пулемета, чувствуешь себя более уверенно. Хватит рефлектировать, начинаем разбег и вперед в небо.

К счастью полет прошел нормально, второй день стоит низкая облачность. Над линией фронта нас ожидаемо обстреляли с земли, но обошлось без серьезных повреждений. Дальше летели, стараясь прижиматься к верхушкам деревьев, пытаясь слиться с поверхностью. Немцы, придавая особое значение нашему направлению, сосредоточили значительные силы своей истребительной авиации, стремясь надежно прикрыть дороги и войска. Мы уже давно отказались от дневных полетов на такой несерьезной технике, над оккупированной территорией, действуя только ночью. В тех же случаях, когда темного времени для возвращения на базу не хватало, летчики на день садились на оперативные площадки в тылу врага и отправлялись в обратный путь лишь после захода солнца. Поэтому наш полет можно считать удачей.

Прибыв в заданный квадрат, сделали круг над деревней. Жителей не видно. Отдельно стоящее за околицей двухэтажное здание, вполне подходит под временное размещение штабных служб, но там тоже, ни кого. Под плодовыми деревьями видна черная крыша легкового автомобиля. В поле, перегородив дорогу, посреди выгоревшего пятна, стоит остов грузовика. Следов боя или бомбежки не заметно. По-хорошему делать нам здесь нечего. Но приказ однозначен — осмотреть место расположения штаба. Кричу пилоту, что можно садиться и показываю на дорогу между засеянными полями. Для У-2 места под посадку много не нужно, как раз от сгоревшего грузовика до площади возле здания должно хватить. Но тот качает головой и уводит самолет в сторону за небольшую речку, наверное, тоже получил жесткие инструкции. Теперь мне место посадки не нравится, и я показываю дальше, где из леса виден хвост разгромленной колоны. Если это штабники, то плевал я на деревню и на приказ. Садимся прямо на дорогу, останавливаясь рядом с опушкой. Скидываю парашют, забираю оружие и вещмешок. Прощай авиа такси. Летчик машет рукой, выруливает самолет, разворачивая в обратную сторону, и начинает разбег. Гляжу вслед и, развернувшись, иду осматривать разбитые и сожженные машины.

Ни чего полезного не нахожу. Обычная для этого времени картина, даже обыденная. Несколько единиц легкой бронетехники, десяток грузовиков советского производства. Все сильно повреждены, скорее всего, в результате налета авиации. Много воронок, на кабинах пробоины сверху. Тела захоронены, имеется большая братская могила, даже надгробие присутствует. Наверное, деревенские постарались, они же прибрали все ценное имущество и оружие. До ближайших домов отсюда километров пять, но наезженной колеи в ту сторону нет. А дорога, на которой я стою, проходит мимо деревни, нас разделяет неширокая река с топкими берегами, заросшими камышом. Наверняка у местных есть свои тропинки, но сверху разглядел только одну и до нее примерно километр. Придется поторопиться, здесь пять километров там пятнадцать, а то и все двадцать, так и до вечера к цели не доберусь. У деревенских разжиться транспортом вряд ли получится, максимум подвезут немного на телеге. Примерное направление я определил и, решив срезать угол, пошел напрямую, тем более что дорога в этом месте делает петлю. К тому же сам учу бойцов, что при движении по лесу они должны обходить полянки и двигаться не по дорогам, а рядом с ними, укрываясь за деревьями и кустами. На опушку же вообще необходимо выходить максимально скрытно, а если лес редкий и без кустов, то желательно выползать, используя средства маскировки.