Александр Забусов - Войти в ту же реку [= Перевёртыш] [litres]

Отбросил от себя безвольное тело. Шаг к последнему из троицы, еще пребывающему в добром здравии. Танцор! Мимолетно взгляд встретился с глазами противника и… скоростной темп дал сбой.

Зрачки глаз весельчака-степиста были полностью черные, никакого белка и рядом не стояло. Полностью черные зрачки! В предоставленные доли секунды из-за спины этот музыкальный клоун успел высунуть руку с короткой тросточкой в ней. Время как бы растянулось, дало возможность чему-то невразумительному сорваться с губ странного субъекта. Сноп искр, подобных работе электрода при сварочных работах, сорвался с конца трости, и Михаила будто кувалдой по правой стороне тела приласкали. Вырубился.

…Сколько был в отключке, не понял. В себя пришел, вроде живой. Только грудную клетку саднило, а еще правая рука слушалась через пень-колоду. Чем это его? По шпионским понятиям, можно подумать, что клоун каким-то гаджетом воспользовался. Наверное, так и случилось. Давненько его эдак не опускали, сам виноват, расслабился! А не нужно считать других глупее себя. Пустился на мульку с черными глазами, ну и пропустил плюху. Ф-фу-у! Слава богу, жив остался. Ого, дыра в куртке, да еще какая! В карман теперь и положить-то ничего нельзя. Вывалится. Куртку теперь только на выброс пустить, на людях в такой показаться срамно. Скажут, рвань на себя напялил.

Сунул руку в карман, нашитый как раз напротив правой мышцы груди, нащупал внутри него что-то непонятное. Вытащив, удивился. Дедов металлический кругляш, даденный ему для опознанки меж своими. Была бляха, а стала… гм, это ее направленным выстрелом так покорежило. Выходит, кругляш ему жизнь спас. Если б не он, уже остывал, а душа снова летела по трубам туннеля.

Поднялся на ноги. Шатаясь, как после контузии, опираясь о стену рукой, осмотрел двух покойников. У обоих глаза как глаза, только теперь остекленевшие. Показалось, значит! Вернул «на базу» нож, так оно спокойней. А Танцор тю-тю. Сдулся. Видать, понял, что дело керосином пахнет.

Отодвинув засов на двери, заглянул внутрь. В маленькой каморке сидел на сбитой из досок лавке нахохлившийся мальчонка. С интересом и страхом одновременно наблюдавший за вошедшим. Видно, плакать уже не мог, все слезы выплакал до этого. Так бывает. Прямо на полу, без признаков жизни лежала девочка. Этой повезло больше, не испытала столько переживаний.

– Привет!

– Здравствуйте, – ответил мелкий, насупившись.

Быстро повзрослел, после того, как от родителей оторвали. Не может понять, к добру или к худу новый персонаж появился.

– Домой хочешь?

– Угу.

Молодец, не плачет.

– Значит, сейчас и пойдем. Только подружку твою в чувство приведем, сразу и двинем.

Каретников повернул девчонку на спину и приложил изумруд к ее лбу.

– Возвращайся на свое место!

Так и держал, пока ребенок не вздохнул полной грудью. Во! В себя пришла, глаза открыла. Поторопившись, сказал:

– Ты только не реви, сейчас к мамке пойдем.

– А я и не реву. Тебя Мишкой кличут, а дедушка ногу сломал. Ведь так?

– Умная. Ну, идемте, выбираться будем.

Пленницу нашел в том же месте, где и оставил. Сидела скукожившись, даже не шевелилась. Освободил руки и рот. Напялив ей на спину рюкзак, распорядился:

– Поднимайся. Выводить нас будешь. Слушай, ответь, пока не двинулись. А освещение в штольнях, оно откуда?

– Жертвенный камень. От него в штольни провода проложены к задрапированным лампам дневного света. Если его разрушить, все погрузится во мрак.

– Понятно. Генератор, значит. Ну, разрушать его мы не будем, наши доберутся, сами пусть решают, что с ним делать. Нам по свету идти сподручней. Так я говорю, пацанва?

– Да.

Вот простота! Михаил-то подумал уже, что действительно в сказку попал, а тут мышеловка для придурков. О-хо-хо! Век живи, век учись, дураком помрешь.

– Значит, так и поступим. Веди.

– А на какой выход?

– Их много?

– Четыре.

– Значит, на тот, что ближе всего к Басаргинскому шляху.

– Ого! Далеко.

Впереди ведьмочка. За ней Каретников, тонким шнуром обвязав детей за пояса, вел их караваном.

Счет времени потерял, но в одном из коридоров нарвались-таки на что-то поганое. Фигурка сгорбленной старушки истуканом стояла в одной из галерей. Ну, стоишь, так стой. Мы тебя не трогаем, ты – нас! Но то, что поганое с ними происходит, понял, когда второй раз мимо старухи проходили, и именно в этой же самой галерее.

– По кругу ведешь!

– Сама знаю, но Ниловна не пропускает.

– Знаешь ее?

– Да.

– Договориться с ней можно?

– Нет.

Пошутил невесело с сарказмом:

– Добрая бабушка!

– Злая.

Будто почувствовав, что о ней речь, бабуля вдруг резко обернулась в их сторону и давай в голос громко поносить Каретникова и ведьмочку. Хоть уши затыкай от скабрезностей и нецензурных слов и выражений.

– Ты, бабка, что, на старорежимном флоте служила? – сначала опешив, нашелся Михаил. – Лет тебе по всему выходит никак не меньше двухсот.

Поперла нахрапом. Почувствовал, как неизвестная сила сталкивает его и спутников к стене, не дает руками двигать. А у него еще и контузия о себе напоминает. Близко уже подошла, того и гляди в глотку вцепится. Ведь как пить дать, задушит, стерва старая. Глаза чернющие, как у Танцора, будь он неладен. Бездна ночи и ненависть в них аж через край плещутся. Невидимая глазу волна тяжестью навалилась на все тело. Глаз видит, как старушка к веревке руку тянет, детей отобрать норовит. Ну!.. Ну!.. Даже губы приплюснуло, слово вымолвить и то сил нет. Нервы ни к черту. На одном чувстве противоречия смог левую руку сдвинуть, протащить по наждаку шероховатой стены, дотянуться до своей шеи. Эх! Вдруг да поможет!

На последнем усилии рванул лазоревый платочек. Бросить не бросил, но упустил на пол. С горем пополам выдавил слова:

– Рада вели-ит!

Стойка крепления потолочной балки ссунулась с места, нарушая целостность всей конструкции, позволяя блоку соскользнуть с направляющей. Большая, неровная каменюка сверху свалилась бабке прямо на голову. Почему-то померк всюду свет.

Отпустило! Дышать легко стало. Только правая рука болела и нестерпимо саднило в груди. Превозмогая боль, спросил:

– Все живы?

Две пискли в один голос отозвались, подав голос:

– Да!

– Жива, – бесцветно оповестила пленница.

Порывшись в рюкзаке, вытащил фонарь, включил. Осветив черноту галереи, яркое пятно луча упер в лохмотья старухи. Из-под неровных краев тяжелого груза угадывались какие-то ошметки человеческой плоти, тряпки, темная лужа, скорей всего кровь натекла, да пара ног, они вот как раз уцелели. Песец котенку, больше…

– Надо так понимать, что наши до жертвенного камня добрались, – сделал простой вывод Михаил. – Пора идти.

…Деда, собаку и обоих детей на поверхность поднимали вдвоем. Ведьмочка затравленно наблюдала за тем, как все грузились в машину. Ну да, пока до «тачки» дошкандыбали, семь потов сошло. Дед, несмотря на травму, был в превосходном настроении, рукой поманив Раису, негромко пообещал: