Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

В тот год я закончила техникум связи в Ростове. На работу мне нужно было выходить в сентябре. У матери, работающей пенсионерки, "подоспел" отпуск. Она трудится в местной администрации служащей. Должность, конечно, не руководящая… Но и не уборщица. Зачем вам всё о моей мамочке рассказывать? Пусть её должность останется в секрете… Достаточно сказать, что зарабатывает она достаточно, а на меня долгие годы пенсию получала: отец погиб на войне, на Курской дуге. Маму мою зовут Аграфеной Васильевной, — друзья зовут ее Груней или Грушей, — выглядит она для своих пятидесяти шести — расчудесно, стройна и до сих пор хороша собой. Жаль, из-за меня мать так судьбу более и не устроила, а может, сама не хотела… Но внимание мужчины ей всегда оказывают! Достаточно сказать, что в кисловодском санатории им. С.Орджоникидзе, что на Ленина, где мы с мамой отдыхали в августе, её на танцах чаще приглашали, чем меня. Оно и понятно: в свои восемнадцать я до сих пор — "гадкий утёнок" с худыми коленками, длиннющими ногами и рукавами, да еще рост выше среднего, — кому охота танцевать с девушкой, которая сверху вниз на кавалера смотрит? Трудно мне придётся с мужчинами… Но пока меня это мало волнует, рано мне еще о любви-то думать! Так мама говорит, а я — не спорю… Я читать люблю, даже поэзию читаю. Работа на почте — хорошая работа: можно будет и на рабочем месте иной раз почитать… Мама говорит, что я — сущее дитя… Ничего в жизни не понимаю…

Кисловодск — город-сказка: он расположен в долине, окруженной с севера и с востока склонами Пастбищного хребта, с юга Кабардинским хребтом. Город находится в 65 километрах от Эльбруса. Долина образована ущельями 2 речек — Ольховки и Березовки, которые впадают в реку Подкумок. Я, втихаря от мамы, съездила посмотреть на тот самый Подкумок… С востока город защищен холмами, с запада долина ограничена высоким кряжем холмов, образующих Березовую балку, с юга — Кабардинским хребтом и с севера — цепью террасообразных меловых гор Боргустанского хребта. Эти горы являются отрогами Пастбищного хребта, которые взяли Кисловодск под надежную охрану от холодных ветров, обеспечив ему неповторимый, чудеснейший микроклимат. В Ребровой балке располагается главный санаторный район курорта. Песчаные и меловые горы вокруг Кисловодска образуют террасы с пещерами и гротами. Отдельные глыбы красных песчаников при выветривании приняли причудливую форму. Несмотря на то, что город расположен в долине среди гор, воздух не застаивается, — в долине постоянно циркулирует поток горного воздуха, который идет по ущельям рек. Районы города находятся на разной высоте над уровнем моря, например, район Нарзанной галереи, которую отдыхающие называют "водопой", где мы постоянно воду пили — на высоте 813 м. На склонах гор, окружающих Кисловодск, раскинулись субальпийские луга, в окрестностях — горно-степная растительность. Город утопает в зелени скверов. Украшением и гордостью Кисловодска является Курортный парк: в нём свыше 250 видов деревьев и кустарников, в том числе кедр, пихта, берёза, сосна, ель, орех, павлония китайская, пробковое дерево и пр. В парке куча смешных и доверчивых белок. Я их сама кормила кедровыми орешками, — они бесстрашно ели…

На курорте время всегда проходит быстро и весело. Съездили на несколько экскурсий, посмотрели Ессентуки, Пятигорск, сфотографировались возле бесконечных каменных орлов, полазили по горам, — вот и подошло время уезжать. Перед отъездом из Кисловодска у нас возникли некоторые проблемы: не купили мы заранее обратных билетов, и пришлось отстаивать огромную очередь в вокзальной кассе. Рядом с нами в очереди стоял высокий дяденька, непонятного возраста, лет за пятьдесят, или старше, не смогла я понять. Долго смотрел на мою мать, потом вступил в беседу и так у них "забеседилось": я даже в сторону отошла, чтобы не мешать. Оказалось, дяденька собирается ехать к родственникам в Пролетарск, здесь был в санатории им. Кирова, билет ему нужен на завтра, то есть ехать он предполагает вместе с нами. В дяденьке оказалась масса обаяния: моя мать, обычно неразговорчивая, тихая женщина, с ним вдруг разговорилась, заулыбалась даже, наверное, он говорил ей только приятные вещи. Она ему и меня уже представила, будто в том какая необходимость была: ""Это — моя дочка, Зоя. Будет работать на почте в Сальске. Надеюсь, со временем окончит и институт связи…" Я просто глазам поверить не могла: матушку словно подменили! Дядька говорил ей "правильные", реальные комплименты: и про рыжие косы, и про зеленые изумрудные глаза, — он мне показался похож на массовика-затейника или завклуба: так язык "подвешен"… Признаться, я рассердилась, что мать с незнакомым человеком так мило общается. С другой стороны, я — уже взрослая, смешно ревновать по-детски… Привыкла я, что мать только мне принадлежит…

Звали седовласого и благообразного нашего товарища по несчастью-стоянию в очереди, — Семеном Васильевичем, даже отчество у него с мамой совпало! Он представился бывшим шахтёром, бывшим фронтовиком, бывшим "счастливым человеком", — недавно, сказал, умерла горячо любимая супруга. В санатории хоть немного удалось развеяться от душевной тоски… Только я что-то в его грусть-печаль не поверила: такой цветущий вид был у дяди Семёна, — так он велел мне себя называть, — что ни о каком унынии и речи идти не могло! Но мать кивала сочувственно, принялась говорить слова поддержки, будто они ему нужны были…

Дядя Семён завладел инициативой покупки билетов: мать ему вручила деньги за два наших билета и он тут же сплёл кассирше душераздирающую историю, что он с семьёй едет навестить тяжело больную тётю, что все мы так переживаем о ней… Тут же, незаметно и ловко, он просунул в окошко шоколадку "Алёнка", которая так же незаметно исчезла, — и мы стали счастливыми обладателями трёх билетов в купе на завтрашний поезд. Мама счастливо смеялась: она стояла в сторонке и не слышала сказочной истории о "больной тётке", а мне такая хитрая политика на пустом месте не понравилась. Глупа я еще, это точно…

В поезде нам с дядей Семёном хорошо было: он и койки опустил, и вещи донёс, и потом сводил в вагон-ресторан ужинать. Удивительное дело, но мать согласилась… А меня без устали поил сладким "Байкалом" и минеральной водой "Бжни", — что-то, но в жадности его не обвинишь, это точно!

Я раньше залезла на свою верхнюю полку и сделала вид, что сплю, чтобы не мешать общению двух "голубков", а они допоздна играли в карты, — у дяди Семёна они с собой были, разговаривали "за жизнь", она ему рассказывала про оккупацию Сальска, в котором "стояли фашисты" с 31 июля 1942 года по 22 января 1943 года, "все это время мы жили в сарае в доме моей матери, бабушки Зои, в селе Воронцово-Николаевское, которое лишь сейчас включили в городскую черту", потом она ему о пребывании Шолохова в нашем городе говорила, о первом Сальском городском фестивале молодёжи, а он всё хвалил и хвалил маму, ее мужество, стойкость и неувядающую красоту, — о себе почти не упоминал, словно весь мир для него на маме сомкнулся… Не заметила я, как и на самом деле уснула… В нашем Сальске поезд стоит долго: дядя Семён вынес наши вещи, и долго прощался с мамой.